Лики русской святости

К весне стало ясно, что народные комиссары готовят православным новое оскорбление. В стране уже были закрыты и разграблены несколько сотен монастырей. В 1920 году настала очередь Троице-Сергиевой лавры – святыни русского христианства, по словам Святейшего, места, «куда народ часто пешком ходил изливать свои скорби и радости в молитве в продолжение более пяти веков». Великий памятник русского духа, истории, искусства, архитектуры готовили к «перепрофилированию» под хозяйственные нужды советского государства. Мощам Сергия Радонежского, год пролежавшим открытыми, угрожали вывоз и ликвидация.

В феврале патриарх Тихон письменно обратился к советскому вождю В. И. Ульянову-Ленину с просьбой оставить мощи преподобного в покое. И на письмо, и на прошения о личной встрече ответом было презрительное молчание. Только письмо в СНК в мае удостоилось отписки: «Жалобу гр. Беллавина… оставить без последствий. Закончить ликвидацию мощей Сергия Радонежского». В этом обращении среди прочего патриарх пытался напомнить коммунистам их обещания: «Для чего это после неоднократных, и даже в последние дни, заявлений власти о свободе веры народа и о свободе удовлетворения его религиозных нужд?..» Но у каждого своя мера понимания свободы.

Когда развеялись последние надежды, летом того же года, Святейшему оставалось лишь сказать свое печальное слово пастве. В послании на закрытие лавры он вспоминал дореволюционного историка В. О. Ключевского, предрекшего: «Ворота лавры преподобного затворятся и лампады погаснут над его гробницей только тогда, когда мы растратим без остатка весь духовный нравственный запас, завещанный нам нашими великими строителями Земли Русской, как преподобный Сергий». «Ныне закрываются ворота лавры и гаснут в ней лампады… – говорил патриарх. – Мы только носим имя, что живы, а на самом деле мертвы. Уже близится грозное время, и, если не покаемся мы, отнимется от нас виноградник Царствия Божия… Да не будет сего с нами… Очистим же сердце наше… и будем молить преподобного, дабы не покидал он лавры своей…»

Молитвы верных были услышаны. Преподобный Сергий остался в своей обители, его мощи не были уничтожены. Но сама лавра на четверть века погрузилась во тьму.

«Патриарх держится с достоинством»

Естественным продолжением кампании по ликвидации мощей и закрытию монастырей стало тотальное изъятие церковных ценностей. После революции и в годы гражданской войны повсеместные грабежи храмов, монашеских обителей имели еще «полуофициальный» характер, и немалая часть добра утекала в неизвестность. Но грандиозные планы большевиков требовали больших денег – раздувать «пожар мировой революции» стоило недешево. Содержание многомиллионной армии для защиты собственной власти и разветвленной сети карательных органов для поиска врагов (ВЧК в начале 1922 года была преобразована в ГПУ) тоже обходилось властям дорого. Церковь же, несмотря на все бандитские «экспроприации», еще хранила накопленные веками и поколениями верующих ценности, в том числе исторические и художественные.

Но страна была разорена. Деревня и город жили впроголодь. Посевные площади сократились, запасенное зерно и скот у крестьян реквизировали. Отобранный хлеб власть в огромных количествах продавала за границу, вместо того чтобы кормить им народ. В марте 1921 года председатель СНК Ленин с циничным спокойствием заметил: «Крестьянин должен несколько поголодать… В общегосударственном масштабе это – вещь вполне понятная…» Спустя всего несколько месяцев, летом 1921 года, в двадцать с лишним российских губерний пришел тотальный голод. Сильнейшая засуха выжгла посевы в Поволжье, Предуралье, на Украине и Кавказе – в главных житницах страны. Голодающие деревни и села вымирали, обезумевшие, отчаявшиеся люди бежали из областей, пораженных бедствием. Дороги были устланы трупами взрослых и детей, умиравших от истощения и неминуемых эпидемий – тифа, холеры. Распространялись трупоедство и людоедство. К концу года голодали области с населением 20 миллионов человек – по самым скромным оценкам. Сколько миллионов тогда погибло, до сих пор точно неизвестно.