Лики земного родства (сборник)

Небывало трудное для бывшего работника цирковой арены решение он принял с вынужденной осознанностью. Ввиду срочного переезда к нему разведённой дочери с годовалой девочкой потребовались и отдельная комната, и особые житейские условия. Поэтому привыкший молчаливо пыхтеть трубкой Кюфарян с пониманием отнёсся даже к тому, что теперь придётся получать удовольствие курильщика уже не в квартире. А вот как быть с медвежьим макаком, который отслужил вместе с ним более чем положенный нормативами срок? Подошёл после ночных размышлений к его занимающей целый угол клетке, присел на стул и вполголоса произнёс:

– Здорово, бра-а-ат!

Тот радостно запрыгал по декоративным деревьям и полкам своего жилища, выдавая вполне мелодичные трели и щебет чуть ли не порхающих за окном птах. его хозяину даже показалось, что этот почти бесхвостый и кареглазый питомец чувствует сейчас себя словно на ринге, потеряв половину десятикилограммового веса. «Как всегда, так весело готовится к нашим очередным утренним играм», – подумал он и с болью в сердце дал ему жестом команду остановиться. Молча открыл решётчатую дверцу и, когда тот привычно заскочил к нему на колени, погладил его по лысеющей с возрастом голове и тихо наполнил комнату непривычными даже для неё словами:

– Послушай, дорогой мой Ник, и пойми. Мы ведь, забодай циркач осу, славно отработали с тобой четверть века на манеже. Вместе и незаметно стали терять на нём зубы, волосы… За это мне и подарили тебя для совместного, в своём роде, проживания.

По-отцовски обнял его, чтобы смягчить свои удары прямо по сердечку этого маленького существа, и тяжело выдохнул:

– А теперь вот настало время выбора… Теперь я должен отдавать всё внимание внучке, лишая при том тебя обезьяньих радостей и свободы. Но поступить так по отношению к любимому воспитаннику не смею. Буду просить администрацию цирка снова взять тебя, как заслуженного отставника, под свою житейскую опеку…

Ник резко вывернулся из-под лежащих на его плечах рук кормильца, сполз на пол и растерянно замер. Покрывающий его тело тёмно-коричневый мех заметно вздыбился. Безволосое лицо покраснело, как будто он упал с манежного велосипеда прямо перед смеющейся над ним публикой.

«Вот и довёл пацана, забодай циркач осу, до обезьяньего стресса… еле сдерживает негодование, – мысленно заключил, виновато глядя на него, Кюфарян. – Управляй так женщины своими эмоциями, насколько бы жизнь в наших семьях стала спокойнее». А его опять погладил по разгорячённой голове и сбивчивым от волнения голосом сказал:

– Ну, прости меня, Ник, забодай циркач осу… Я же… я буду тебя, родной мой, навещать… обязательно буду.

«Да лучшей я к веткам придомного тополя присохну, чем буду скалиться в общаге», – почти по-мужски буркнул тот. С грустным пониманием вскинул на хозяина карий взгляд и тихо удалился в клетку. Чтобы попросту хоть обезьяньим умишком осмыслить ему сказанное. А удручённый столь необычной встречей с мохнатым питомцем воспитатель пошлёпал в свою комнату. Оставив за собой след невольно натёртого тапочками ламинат-пола, прилёг на диван и попытался успокоиться погружением в сон. Но он не пришёл.

Из смежной комнаты донёсся раздирающий сердце крик, какого не бывало даже в большом многоголосом цирковом хозяйстве, и Кюфарян встрепенулся. «Плаксивая какая-то приехала внучка, болезненная», – забеспокоился так тяжело и только сейчас примеряющий на себя статус деда хозяин квартиры. И, не зная ещё своей роли в этой новой для него жизни, стал нервно расшаркивать по комнате самые угрюмые мысли. При этом всё интенсивнее потирая руками краснеющую в поту лысину. А уже к вечеру она воспалилась так, что его охватил стучащий остатками зубов озноб, и пришлось вызвать «скорую».

Но эта медслужба показала прыть иную. Прибыла аж спустя три часа, когда дочь вытерла на отца почти треть спрятанной от непредсказуемости макака бутылки водки.

– Не судите нас, пожа-а-алста… Вызовов поступает выше головы-ы-ы, а каждая третья машина в ремо-о-о-онте, понимаете ли, – словно пропела быстроногая докторша и кивнула помощнику.

Тот, такой же шустрый и обходительный, надел на руку Кюфаряна электронную манжетку. Посмотрел на бегающую кверху стрелку шкалы и почти сразу молча дал врачу понять, что артериальное давление в норме. Достал из саквояжа такой же, на батареечке, градусник. На что наблюдающая за ними хозяйская дочь заметила:

– А температуру я буквально перед вами замеряла, удалось с 39 с половиной сбить лишь на один градус.

– Да нет, уже меньше 38, – глянул на свой прибор малоразговорчивый медбрат.

– У вас же он электронный, на целое деление искажение даёт, – убирая со лба прядь смолистых волос, сдержанно заметила дочь.

– Ну, ничего уже, тенденция пошла положительная, – теперь отвергла её подозрения, не поднимая головы от заполнения «сигнального листа участковой поликлинике», сама докторша.

– Конечно, только без укола анальгина с димедролом тут вряд ли обойдёмся, – продемонстрировала свои медпознания дочь Кюфаряна.