Лики звезд

– Все это просто воспоминания, – услышал Дорин бормотание Кауфмана. – Забытое, покрытое пылью и плесенью прошлое. Слишком много лиц, слишком много голосов, – он сгорбился, сжался, стал напоминать со спины старика. – Как и мы сами…

Дорин подумал, что никогда еще не видел его в таком состоянии. Казалось, еще немного, и высший заплачет.

– Это она? – спросила Молли, останавливаясь возле хрустальной статуи. – Это первая работа Кузы?

– Впечатляет, правда? – робко спросил Кауфман.

Дорин подошел ближе. В скудном освещении он видел, как рука Кауфмана ласкает ягодицы Молли. Или это была просто игра теней? Дорин заставил себя не смотреть.

– Тебе нравится? – спросила Молли.

Дорин поднял глаза на хрустальную статую. В сумраке она выглядела самой обыкновенной. Обнаженная женщина с длинными прямыми волосами и отсутствием лица. Полная грудь свисает на большой живот. Дорин увидел контур крохотной руки, упиравшейся в живот изнутри. Вспомнил Виттори, когда она носила Магду. Невольно поежился. Опустил глаза чуть ниже и в отвращении поджал губы, увидев мужские гениталии.

– Думаю, эта статуя никогда не выставлялась, – услышал он далекий голос Молли. Попытался разобрать в нем отвращение, но не смог.

– Конечно, нет. – Кауфман подошел к хрустальной женщине. – Сомневаюсь, что кто-то смог бы понять то, что в действительности хотела показать Куза, – он смотрел на статую с раболепным обожанием. Гладил ее взглядом. Ласкал. – Тогда Куза вся была здесь. Все ее страхи. Все желания. Сомнения. Надежды… – его рука коснулась хрустального живота, опустилась ниже, к хрустальным гениталиям.

– Она хотела детей? – тихо спросила Молли.

– Да.

– И поэтому боялась становиться высшей?

– Да.

– Но не могла отказаться?

– Да.

– И поэтому ты любил ее?

– Что?

Дорин увидел, как напряглось лицо Кауфмана. Кожа побледнела. Хрусталь звякнул, разрезая ладонь. Молли вздрогнула. Голубая кровь высшего закапала на пол из порезов.

– Господи, – Молли сжалась, чувствуя за собой вину.

– Все хорошо, – Кауфман разжал ладонь, выпуская осколки.

Разрезанная плоть обнажала сухожилия и кости. Кровь из вен наполнила открытые раны. Сначала медленно, затем хлынула, заливая ладонь и пальцы. Заструилась по руке вниз.

– Прости меня! – Молли сжала кисть Кауфмана, пытаясь остановить кровотечение.

– Ничего, – он посмотрел на статую, лишившуюся мужских гениталий. – Так даже лучше.

Ноги его подогнулись. Молли попыталась его удержать, поскользнулась на залившей пол крови и упала на колени. Кровь из разрезанной ладони ударила ей в лицо.

– Господи! – Молли машинально вытерла кровь со своего лица, посмотрела на окрасившиеся в голубой цвет ладони. – Сделай что-нибудь! – крикнула она Дорину. Он увидел, как содрогнулось ее тело. – Ну, сделай же…

Рыдания заставили ее замолчать. Слезы наполнили глаза. Внезапно. Подчинили себе разум и тело.

– Молли! – попытался успокоить ее Дорин, – Молли!

Она не слышала его. Скользила по полу, пытаясь подняться.

– Эш!

– Эш? – Молли еще раз вздрогнула. Закрыла глаза. – Дай мне свою рубашку, Дорин.

– Что?

– Дай мне свою рубашку! Я перевяжу ему руку, – и никаких слез.

Глава двадцатая

В лаборатории тихо, лишь размеренно гудят насосы, выкачивая из тела Гликена красную кровь и заполняя его кровью высших. Молли смотрит, как эта жидкость струится внутри прозрачных трубок.

– Любишь его? – спрашивает Кауфман.

– Люблю кого?

– Этого, – он кивает головой в сторону Гликена. – Иначе для чего весь этот цирк с Вознесением?! Думаешь, он останется с тобой? Вспомни себя. Разве ты осталась со мной?

– Я делаю это ради Молли.

– Той сучки, которую показывала мне в журнале?! Брось! Я вижу тебя насквозь!

– Правда? – Молли смотрит в его грязно-зеленые глаза. – И что же ты видишь?

– Вижу суку, которая устала жить, – Кауфман мрачнеет. – Впрочем, как и я. Все это Вознесение… Знаешь, иногда мне кажется, что нужно было отказаться от этого, а не уговаривать тебя стать такой же бессмертной.

– Ты так думаешь?

– А ты? – Молли вздрагивает, чувствуя, как он обнимает ее. – Скажи, думала ли ты хоть раз, что между нами могло быть все иначе?

– Я не знаю, – Молли напрягается.

– Помнишь, как это было? – руки Кауфмана гладят ее спину. Опускаются к бедрам. – Неужели тебе никогда не хотелось повторить?

– Нет, – она закрывает глаза.

– Куза… – шепчет Кауфман.

Молли слышит, как пищит зуммер. Кауфман отпускает ее.

Гликен лежит на столе открыв глаза и смотрит в потолок.

– Надеюсь, он не разочарует тебя, как ты разочаровала меня, – говорит Кауфман.

Он подходит к Гликену. Берет за руку.

– Как ты?

– Не знаю, – Гликен вздрагивает. – Такое чувство, что я стал на несколько жизней умнее.

– Не сопротивляйся знаниям.

Молли видит, как Кауфман гладит пальцы Гликена. О чем думает Кауфман? Что представляет? Ее? Как эти пальцы ласкают ее тело? Но почему? Разве все это не потеряло для него смысл?

– Куза! – зовет он. Вкладывает в ее ладонь руку Гликена. – Расскажи ему, что нужно делать.

– Рассказать?

– Ну ты же через это проходила.

– Но я уже не помню.

– Помнишь, – он улыбается. – Сделай это ради себя.

Молли смотрит, как он уходит.

– Что мне делать, Куза? – спрашивает Гликен.