Ликуя и скорбя

С городской стены увидели разъезды московского войска. Ударили в набат. Ачи-хожа подхватился, сел на струги и погнал прочь из города. С ним ушел Некомат. Обещал князю привести Мамая со всей Ордой. Утром город проснулся в осаде. Куда ни кинь глазом, везде палатки, шатры воевод, табуны коней. На холме над Волгой черный стяг Дмитрия. Конные и пешие войска плотно облегали город, курились пылью дороги. Строились быстро, хотя и не видно было спешки. Из ничего, казалось бы из земли, вдруг поднялись прямоугольники удивительно правильных линий, ощетинились копьями. Длинными копьями в три, а то и в четыре роста воина. Густой, плотный лес копий с конскими хвостами под наконечниками. Плотность строя не обманула Михаила. Там, у Любутска, этих пеших копейщиков было в три раза меньше. Пробовал прикинуть число пеших. Стало страшно. Получалось далеко за десять тысяч пеших. Да столько же улавливал глаз и конных. Ждал Михаил, что князь Дмитрий пришлет послов, послов не видно. Но и на приступ Дмитрий не шел. Будто надумал обучать свое войско городской осаде. На лугу Боброк проводил учения сводных полков пешей рати и конных полков.

Михаил каждое утро взбирался на стену, поднимался к верхним стрельницам угловой башни и с тоской глядел на луг. С горечью вспоминал беседу с юным Дмитрием в охотничьей избе под Коломной. Оскорбительным показалось ему предложение юноши сложиться воедино. Дмитрию тогда едва исполнилось шестнадцать. Михаил полагал себя опытным воителем, что мог значить меж ним и Олегом московский княженок? Десять лет минуло с той встречи под Коломной. Да разве не должен признать он, Михаил, что стоит перед ним войско, коего он но видывал? Из летописей, писавшихся руками монахов, в ратном деле не смыслящих, смутно представлялось войско киевского Святослава или Всеволода Большое Гнездо. То были князья из старинных сказов, а этот князь откуда? Откуда у него, у двадцатипятилетнего государя, опыт мужа, осеребренного сединой? Где, когда он собрал свое войско, свою пешую рать, от которой попятился Ольгерд? Тверь подготовилась к сидению в осаде. Надолго достанет еды, заготовлено много стрел, на стенах стоят большие пороки, варится горячая смола, но и Дмитрий не собирается брать город с наскока. Однако и приступа Михаил боялся, как и долгой осады.

На лугу, на виду тверичан конные полки правой и левой руки переходили в наступление на рысях на невидимого противника или вдруг рассыпались широкой лавой, смыкались перед пешим строем, размыкались, мчались назад, а пеший строй начинал медленное движение вперед. Пеший строй то двигался сомкнутой стеной во всю длину трех полков, то раскидывался па сотни, и поле покрывалось маленькими прямоугольниками, колючими, как ежи. В образовавшиеся интервалы вливались конные стрелки, выскакивали вперед, падали с коней, коноводы выводили коней с поля.

И так изо дня в день.

Михаил трапезовал в тереме. Ударили в набат, в трапезную ворвался гридня.

— Идут! — крикнул он с порога.

Михаил отодвинул миску со щами, отер бороду и бегом к выходу.

Строилось и перестраивалось, как всегда, как все дни, московское войско, но на этот раз неумолимо приближаясь к стене. Трубили трубы, били бубны, в городе гудели набатом колокола.

Медленно, выбросив впереди ряд щитоносцев с огромными щитами в рост воина, приопустив копья, двигались к стене пешие сотни московских полков, на ходу сбивая промежутки между сотнями, выравниваясь в сплошную и непроницаемую стену. Шли медленно, тяжелая поступь десяти тысяч пар ног сотрясала землю. Каждый в кольчуге с зерцалом, в шишаках с опущенными прилбицами, у каждого в руке копье, а на сгибе левой руки круглый небольшой щит. У каждого за поясом боевой топор и меч.

Ближе, ближе. Вот уже те, у кого сердце погорячей, начали пускать стрелы со стены. На таком расстоянии стрела не имеет убойной силы, если и долетит, иные исхитрялись так пустить стрелу с разрывчатого лука, что и долетала, но гасла в стальной защите строя. Михаил решил, что длинные копья выставлены вперед, чтобы скрыть лестницы и мешки для заброса рва. Не нужны длинные копья в приступе на стены. Неведомо тверскому князю, что Боброк испытывал прочность строя пешей рати под осыпью стрел. Иного и не затевал. Дождь стрел падал со стены на пешую рать. Михаил увидел, что такое длинные копья с лошадиными хвостами под наконечниками. Пешие воины шевелили копьями. Стрелы попадали в колыхающееся море конских хвостов, теряли силу полета и падали наземь под ноги воинов. Стрелы, летящие в лицо, принимали высокие щиты щитоносцев, по ним стрелы скользили, отскакивали, не причиняя вреда.

Пешие полки подошли ко рву и встали на краю. Ни одной стрелы в ответ из пешего строя. С городской стены — дождь стрел. И ни одна стрела не может пробиться сквозь конские хвосты, сквозь ряд щитоносцев. Пустили стрелы из больших пороков. И те отбиты копьями. Пешие полки попятились, раскололись на сотни, в промежутках между сотнями открылись большие пороки на колесах.