Ликуя и скорбя

Арапша мгновенно оценил то, что произошло. Орда попала в засаду. Он повернул свои сотни в спину русской пешей рати, развернул их пробиться насквозь из мешка. Единственно правильное и возможное решение. Но он забыл о стрелках, думая, что и они втянуты в бой пеших. И лишь только его сотни оторвались от русов и распластались в намете, устремляясь в спину Большого полка, как залп железных стрел рванул воздух. Один и тут же второй залп. Четыре тысячи железных стрел вытянутых полумесяцем стрелков. Арапшу пронзили три стрелы, его коня — две стрелы. Падая, он даже не увидел неба. Стрелы били как копья.

Андрей Ольгердович без знака Боброка понял, что и ему пора. Он двинул кованую рать полка правой руки на левое крыло ордынской конницы.

Тимофей Васильевич Вельяминов, воевода Большого полка, двинул пеших копейщиков вперед. Переступив через тела убитых, копейщики давили на ордынцев, не допуская ни одного до рукопашного боя.

Но и копьем сдвинуть массу обезумевших от ярости людей не так-то легко. Копья кололи, все время находя себе цель, кололи и мертвых, ибо мертвому некуда упасть, прижатому к копьям давлением живых сзади. Ярость бессильна против копий в восемнадцать локтей в длину. И если ордынец хватался за конец одного копья, то тут же его поражало другое копье. Это уже был не бой, это была не рукопашная, это железо давило человеческую плоть, пронзало ее, рвало на части, а сдвинуть не могло.

Дмитрий пробивался навстречу Дмитрию Ольгердовичу. Безумна сеча вокруг. Они прорубались пешими сквозь конную массу. Быть бы Дмитрию изрубленным, если бы ордынцев не сдавили так тесно, что и сабли не поднять. Оглушили ударом по шлему Дмитрия. Гридни затиснули его в свои ряды. И вот они, псковичи, пробили ордынское месиво. Дмитрию подвели пятого по счету коня. Он взобрался в седло. Притупился его меч. Дмитрий отстегнул топор, обернул руку паворозою и рубил топором.

Обтекая пеший строй ордынцев, в спину им зашли всадники московской дружины и, сдавливая фланги, свертывали их строй перед Большим полком.

Боброк тяжело дышал. Слезы неудержимо бежали из глаз. Он положил левую руку на плечо отроку Андрею, крестнику великого князя, и губы его шептали:

— Ты, младость, гляди! Гляди, как разум одолевает тупую силу, гляди, как дух воспаряет над злом и яростью! То не витязи, то не воины бьют и гонят Орду, гонят Орду руки искусников, что выковали железные стрелы, что одели воинов в железо, что ковали мечи и длинные гибельные копья! Ныне просыпается и возрождается Русь! Пусть с тобой на всю жизнь уйдет этот день, отрок!

Всадники серпуховской и воровской дружин с Владимиром Андреевичем в челе устремились к Красному холму, и был им путь чист.

С правой руки — всадники, закованные в латы, с Андреем Ольгердовичем в челе, растоптав левое крыло ордынского войска, гнали его к Красному холму.

Мамай стоял на коне как изваяние. Остались у изножия холма ханские телохранители. Бросить их навстречу неумолимой судьбе.Нет! Мамай повелел ставить чапары и трубить отбой, собирать всех под знамя. Он еще надеялся, что прибегут воины левого крыла, что вырвется из боя Арапша. Заволокло от него пылью низину, куда сместилась битва. Разгром. Но не малой же кровью разгром, неужели, стянув из битвы конников, он не сдержит за чапарами удар русов, неужели не заслонит свои вежи?

С правого крыла всадники мчались в одиночку, иные и не останавливаясь, мчались мимо.

Видел Мамай, как остановилась на полпути в полутора поприщах от Красного холма кованая рать правого крыла русов.

Всадники левого крыла русов обтекали Красный холм.

А там, в низине, что-то невидимое и страшное. Там лучшая сила ордынского войска! Не видел, но знал, что там происходит!

Оборвав крылья его войска, русская конница зашла в спину спешенных воинов, и они сейчас стиснуты со всех сторон, их сейчас давят и рубят.

Неужели, спасая себя, не отобьются?

Белоозерский и переяславский полки остались на месте, московский полк двинулся вперед, раздвигая сотни, чтобы составить себе простор для удара. В промежуток между сотнями вваливались ордынцы и попадали под копья сразу с трех сторон. Полк тяжело и медленно развертывался, пятил и гнал ордынцев.

А с обеих сторон их кололи и рубили всадники.

Десятки тысяч воинов избить стрелами, исколоть копьями, изрубить мечами — немало нужно времени.

Смолка и Дубик вышли из берегов от низринутых в них тел убитых, утопленных, от потоков крови и стали красными их воды. Покраснела вода в Непрядве, покраснела во да в Доне.

Пеший московский полк прорвал месиво ордынцев и двинулся к Красному холму. Вслед за московским полком раскинулся переяславский полк и вышел из низины к Красному холму. Вышел из низины и полк белоозерский. Устюжане давили копьями ордынцев, зажатых между всадниками Дмитрия Ольгердовича и кованым московским полком, и пятили их, конных и пеших, в Непрядву.