Ликующий джинн

Иные же карнизы скалились целым рядом ледяных острых зубов... это была последняя угроза Зимы; все ее белое воинство удирало сегодня отовсюду, превращаясь ради собственного спасения в обыкновенную воду. А ведь совсем недавно эта вода была снегом, сугробом, метелью, завирухой, скользким льдом, снежным небом, узорчатой снежинкой, севшей на ладонь...

Под каждым карнизом слышалась звонкая капель. Под иными она былапохожа на золотую ширму, которую, кажется, можно отодвинуть рукой и войти в дом.

Солнце светило так, что слепило, вчера выпавший снег, собранный поутру в сугробы, был ярок - глаза слезились, капель сверкала, била в барабаны, а воробьи - те прямо-таки сходили с ума: сбивались в стайки, летали, тут же садились, тут же снова взлетали, кричали безумолку, суетились... и в этом была виновата, конечно, капель, которую так и хочется назвать воробьиной, воробьиной капелью...

Попробуй-ка в такой день не смотреть по сторонам, попробуй-ка спешить домой...

Но дома уже, наверно, звонит телефон. А может, Питя ждет-пождет его на экране компа. И Славик ускорил шаг.

Как пятиклассник, у которого не сидят на голове ни родители, ни бабушка, а только ходит около ленивый кот, готовит уроки? Он готовит их так-сяк, кое-как, с грехом пополам, как говорили про пятиклассников еще сто лет назад. Он делает их зевая, потягиваясь, постанывая даже и покряхтывая, как седой дед, что натягивает на ноги внуковы вышедшие из моды кроссовки; он сидит за столом, в окно поглядывая, и на часы, и на телефон, замолчавший вдруг, словно его отключили... Мы об этом Славикином времени рассказывать не будем, чтобы не вызвать чью-то зевоту, а сразу перейдем в следующий день. Да, еще к тому же: Кубик не позвонил, Питя на экране не показался; в общем, ничего, кроме развеселой весны, звонившей за окном во все свои колокольчики, бившей во все барабаны, ничегошеньки интересного не было. Поэтому перейдемте-ка в следующий день, когда...

КУБИК ИДЕТ ПО СЛЕДУ

Папа довез сына до ворот, круто развернулся и умчал, успев бросить только: "Чтобы все было в порядке!" Славик дошел до подъезда, постоял чуть, развернулся и пошел по двору, где весна довершала разгром зимы. Нужно было убедиться в полной ее победе. И еще была мысль: увидеть алкашей, понаблюдать за ними и доложить Кубику об их намерениях. Художник что-то задумал, но пока замысла своего не открывает. Видно, он себе как расследователю не особенно доверяет.

У Славика было минут 15-20, потом дома раздастся телефонный звонок.

От зимы во дворе оставался только грязный снег под деревцами и великое множество луж и лужиц на асфальте. В лужах растягивал веселую рябь-гармошку весенний ветерок. Примерно из пяти из ста окон в домах сыпалась во двор музыка. Три из пяти - рэп, что в переводе означает - выкрики. Под гармошку в лужах выходило неплохо.

Славик обошел двор, глянул на часы: у него оставалось еще семь минут. Можно выглянуть на улицу. Под аркой сохранялась зимняя сырость. Улица же сразу пахнула теплом. Лица прохожих были улыбчиво-растерянны, многие уже распахнули зимние одежды, подставляя шею и грудь первому солнцу... И вдруг среди улыбчиво-растерянных лиц он увидел два озабоченных. Нет, не озабоченных - скорее, целеустремленных. Весна им была по-боку. Двое мужчин шли навстречу потоку прохожих. Дядя Петя и Гоги-Егор. Так спешить можно только в одно место. Славик проверил на всякий случай их направление: да, "дворяне" держали курс на пивняк. Они где-то раздобыли деньги. А уж там они застрянут надолго. Чтобы не терять времени, Славик бросился к телефону-автомату.

-Дядь Вить! Они идут в стекляшку! Это уж точно, что часа на два, если не больше. Успеете?

-Бегу! - ответил Кубик. - Лечу! Заскочить к тебе или ты выйдешь во двор?

-Лучше ко мне, а то мне, наверно, уже звонят. Я пока на улице.

-Лечу! - повторил Кубик.

Художник и в самом деле был у Славика через двадцать минут. За это время послушный сын успел ответить на оба звонка: он дома, обедает, сейчас сядет за уроки. Ничего нигде не случилось, никто не звонил, и он никому, в окошко никто не стучал. О Кукурбите можно забыть. Пока.

Кубик был в кожаной куртке и в кожаной же кепке.

-Я должен с ними подружиться, - с порога сказал он, - я их новый друг и собутыльник. Кореш, кент, и керя. И еще кто-нибудь, но об этом должны мне сказать они. У них свой язык.

-Дядь Вить, - охладил пыл художника Славик, - они вас за своего не признают. А если не признают, вся затея впустую. Во-первых, снимите кепку. Если вы алкаш, вы бы давно ее пропили.

-Вот так да! - удивился художник. - Откуда ты знаешь их повадки?

-Вы же сами просили понаблюдать за ними.

-Может, еще что-то не подходит?

-Конечно. Давайте я вас приведу в кентовский вид.

-Давай.

Славик начал с того, что оторвал верхнюю пуговицу на красивой красной рубашке живописца.