Ликвидатор

Мы спустились на восемнадцать ступенек. За моей спиной с лязгом и скрипом давно не смазанных петель захлопнулась металлическая дверь. Впереди, перпендикулярно ко входу, маленький трехметровый проход от двери упирался в коридор, тускло освещённый висящей в черном пластмассовом патроне под потолком лампочкой,

– Налево! – В позвоночник снова уперся холодный ствол «узи».

Мы очутились в типичном армейском карцере, куда сажают провинившихся солдат в отдалённых от центральных населенных пунктов, где имеется благоустроенная «губа», частях. Здесь были четыре камеры с вмонтированными в стальные двери круглыми стеклянными глазками, выходящие друг напротив друга по обе стороны коридора. В самую дальнюю завели меня. Один из конвоиров встал в дверях с направленным прямо мне в затылок автоматом, а второй развернул меня лицом к сырой, облупившейся от старости стене, снял наручники и грубо – а как же иначе! – толкнул вперед, вмазав лбом в отслаивающуюся синюю краску на стене. Затем оба вышли и захлопнули за собой дверь. В замке глухо заскрежетал ключ.

Я оказался заточенным в четырех каменных стенах. Чудом пробившийся сквозь неимоверно грязное зарешеченное окошко под потолком луч солнца несмело упал на мое окровавленное лицо. В камере не было ни деревянных нар, ни раковины, ни даже параши. Только закопченный потолок с паутиной и шелушащиеся от сырости стены со стекающими по ним холодными каплями конденсата. Я тяжело опустился на грязный цементный пол, прислонился спиной к стенке и вытянул ноги. Разбитое лицо и разорванная изнутри щека, опухшие и покрасневшие от поражения резиновой пулей кисть и щиколотка – всё это нестерпимо ныло. Мой дорогой импортный костюм превратился в половую тряпку, белая рубашка и галстук обильно пропитались потом, грязью и стекающей с лица кровью, новые «командирские» часы разбились и сильно поцарапали кожу.

Аккуратно, стараясь не причинять боль, я потёр запястья, на которых остались кровоточащие вмятины от наручников. Я облизал их языком, ощутив во рту соленый привкус крови, как мог, протер слипающиеся от саднящего лба веки и, подтянув колени и опустив на них подбородок, закрыл глаза.

Совершенно непроизвольно я прислушался к доносящимся со всех сторон звукам и смог различить еле слышный человеческий стон. Он доносился не из соседней камеры, а откуда-то издалека. Затем я отчетливо услышал голоса двух переговаривающихся друг с другом мужчин. Разобрать слова было невозможно, но один из них что-то отчаянно пытался доказать второму. Тот не соглашался, постоянно перебивая его резкими, категоричными репликами. Так продолжалось минут пять, потом снова все стихло. И опять послышались стоны. На этот раз стонали гораздо громче. Время от времени стоны переходили в заунывный вой и даже в слабый, обессиленный крик.

У меня по коже побежали мурашки.

Мои мысли лихорадочно крутились, завязывались в клубок, в узел, но не смогли привести меня ни к какому логическому решению. Неужели тогда, в ресторане, когда этот лысый мужик в костюме представился и приказал сдать оружие… неужели я… ошибся? Сейчас я уже не уверен в правоте своего тогдашнего решения, вынудившего предпринять незамедлительные действия. А еще я убил двух спецназовцев… Убил ли? Ведь не было крови на асфальте, ничего там не было! Но с другой стороны, с такого близкого расстояния «стечкин» пробивает даже бронежилет. Хотя и здесь возможны варианты. Новые, кевларовые, могут и выдержать… Но все равно, без сломанных ребер и серьезных ушибов – куда более серьезных, чем оставили на моем теле резиновые пули, – здесь не обойтись. Значит, двоих я всё-таки из строя вывел. Не считая громилу, которого использовал как таран для витрины. Еще неизвестно, как он там упал. Мог и шею себе свернуть…

Неожиданно я услышал шаги. Несколько человек шли по коридору, остановились перед камерой, где находился я. Раздался щелчок открываемого замка. Но не моего, а в двери напротив. Потом очень непонятный шуршащий звук, как будто кого-то за ноги тащили по полу. После – глухой стук тяжело падающего на бетон тела, и снова щелчок, на этот раз троекратный, закрываемого замка. Дверь захлопнулась, но люди не уходили. Они тихо о чём-то шептались. Потом раздался громкий басистый возглас.

– Да пусть он хоть сгниет там заживо, какое мне дело! Пидор пархатый…

И два мужика зашлись отвратительным, как карканье вороны, смехом. В стеклянном глазке двери появилась чья-то противная рожа, внимательно похлопала прижатым к стеклу «окуляром» и исчезла.

– Мочить, падлу, мочить… – донеслось до моего уха. Шаги направились прочь, и спустя десять секунд где-то далеко с лязгом закрылась ведущая в подвал стальная дверь.

Это они про меня? Если да, то я себе не завидую. Замечательный у меня отпуск получился. Просто Канарские острова! И пальмы, и бананы, и папуасы. И двести шестьдесят тысяч долларов на счете в бельгийском банке. Все сразу и выше крыши.

Хотя вполне может быть, что мое недавнее предположение все же подтвердится. В этом случае видимое поражение обернется большой победой. Остается только ждать.