Ироничный, опытный, все понимающий. Букву закона выполнял неукоснительно. НО! Своей интонацией всегда придавал нужный окрас любому заявлению, вопросу, ответу… На лице часто – полуулыбка, которая, как бы выражала его мысли: «Все, что тут происходит для меня уж точно не неизвестный спектакль – я знаю сценарий до конца. Мне вы все видны, как на ладони…». По задаваемым им вопросам было видно, насколько он не упускает ни одной мелочи, проникает в суть… И все с таким полуотсутствующим взглядом.
Были и смешные моменты…
Например, приезжаю в суд, в коридоре здороваюсь с дядькой со знакомым лицом, потом на этаже…, а потом с судьей Усовым, уже в мантии. На третий раз он удивленно, но со спокойной иронией вопрошает:
– Потерпевшая! Вы как сегодня себя чувствуете?
– Спасибо, Ваша честь! Нормально.
– Уверены?
– Ну да, а что?
– А что ж Вы со мной за утро третий раз здороваетесь?..
Выступает в прениях мама братьев Сергеевых, убитых Грибковым, и в ходе речи говорит:
– …хотелось бы мне хоть одним глазком посмотреть, кто ж родил такого человека (это она о Пылеве)! Как его близкие живут, родные?
Усов:
– А эттттто Вам зачем понадобилось?.. – Он разряжал обстановку и ни на кого не давил.
Поговорить мне с ним удалось, пока мы болтались по «храму правосудия» в ожидании вердикта. Сидели в буфете с Мишей Фоминым, нам оставили буфет на ночь открытым, и там «титан» с водой[170]
. Входит Усов в мантии, типа спального халата с раскрытым воротом, без шляпочки своей важной. Из складок мантии немного торчит микроскопическая стеклянная фляжка конька, наполовину пустая, но он трезв, даже не пахнет…Он подошел, попросил разрешения присесть, немного поучаствовал в разговоре, ничего не сказал о предполагаемом возможном вердикте, но обращаясь ко мне, с иронией произнес перед самым уходом:
– Пылев называл Вас сукой, но предпочел бы, чтобы Вы были дурррой!.
Он был строг, но не груб. Не знаю почему, но я с первых взглядов на него поняла – он на нашей стороне… Когда давала показания «пехота», он был спокоен. Когда что-то говорили адвокаты Махалина, Пылева, Гусева, Пономарева, еще кто-то[171]
– он просто «одевал» такую маску, что якобы, еле сдерживает смех, как реакцию на их враньё. И этим давал понять присяжным, как правильно реагировать на ворох запутанных фактов. Он был явным дирижером, который прекрасно знал, на какой ноте закончится эта симфония!К примеру, вопрос к Пустовалову, как-то:
– Подсудимый Пустовалов, можете сказать суду, что вы так увлеченно читаете?
– «Атлас автомобильных дорог Европы», Ваша честь.
– Что ж. Понятно. Своевременно, а и буковок мало… Тооолькооо… это… так он же измениться сто раз успеет, этот атлас, за ваш срок… Или у Вас есть другие сведения?
Все ржут…
Но когда он открывал странички с вердиктом, и у меня, например, было ощущение, что мои пальцы в розетке… и не только у меня, конечно… Он первым увидел вердикт до его оглашения. И передавая его председателю присяжных, будто немного расслабился. Успокоился – хотя волнения не было и следа! И когда я попыталась по его глазам понять: ЧТО ТАМ?! – он опустил глаза, склонил голову, начал что-то типа писать или чертить на бумажке… но складки в углах глаз были иронично сложены. И я поняла: ЕСТь! Наша взяла…
Прокурорша просто стерва!!! Злобная, высохшая, ненавидит всех! Нашла свое место под солнцем! Подняла хай, всем нажаловалась, требовала, чтобы меня убрали из процесса. Я ей все обвинение, якобы, испортила своей защитой «пехоты». Она обвиняет – я защищаю.
Судье смешно, а у нее молнии из глаз, чуть ли не мат с языка. Возненавидела меня, а со мной и всех, к кому я так или иначе хорошо относилась. Для нее Пылев лучше, хотя и ему доставалось. Ну нельзя же так вот совсем не делать разницы между людьми! И столько гадостей наговорила, а ведь ребята себя сами обвиняли и даже доказывали свою причастность к преступлениям…»…
На черте
Суд «второго созыва» подходил к завершающему этапу, тому, когда силы участников, начиная резко убывать, требуют «второго дыхания», которое помогая недолго, приводит к полному упадку, о чем в опасениях и предупреждает все более ослабевающий организм уже сбоящий мозг. Напряжение только росло, знающие и опытные в этом соревновании «спортсмены» начинали «прятаться за спинами», дабы встречный поток воздуха разрывался грудью впереди бегущего.
Готовились к рывку все без исключения, но далеко не все одинаково и честно. Бывает так, что люди, привыкшие к определенным уловкам и действиям, совсем не в состоянии переключиться и совершить, казалось бы, разумный шаг, благодаря чему проигрывают на последних метрах дистанции.