Ликвидатор с Лубянки

Обед прошел довольно вяло. Мои новые знакомые не особенно разделяли оптимизма господина С. и, кажется, не очень мне доверяли. Я же, со своей стороны, не старался предпринять ничего такого, что могло бы привести моих гостей к доверию.

Так мы и установили, что разговаривать конкретно пока рано. Фабрикант похлопал меня по плечу и сказал друзьям: «Я ужинаю в том же баре, где и господин Хофбауер. Мы выясним с ним в ближайшее время все детали и тогда сговоримся». Как раз выяснение всех деталей и было для меня весьма нежелательным.

Когда я проводил господина С. и вернулся в гостиницу, портье демонстративно помахал листочком бумаги, подзывая меня к своей конторке:

– Господин Хофбауер. Счет, пожалуйста, за вашу комнату.

– Как счет? Я пока не собираюсь уезжать.

– Мне очень жаль. Ваш номер был забронирован уже давно для одной семьи, начиная с сегодняшнего дня.

– Ну, дайте мне другой.

– У меня нет свободных…

Приглядевшись к бегающим глазам портье и прислушавшись к его нервному тону, я понял, что есть и другие причины. Пришлось втянуть портье в небольшую, но горячую дискуссию. Довольно быстро выяснилось, что мои случайные знакомства в баре, обед с господином С. и даже разговор с египтянином уже заинтересовали кого-то. Мне не нужно было уточнять, кого именно. Кто бы ни были эти зоркие глаза и внимательные уши, я обязан держаться от них подальше. Опытный портье был прав – из гостиницы нужно выезжать. Он соблюдал, конечно, только интересы своих хозяев. Но я чуть не поблагодарил его.

После выезда из гостиницы «Нордланд» встречи с господином С. прекратились сами собой. Он и его друзья, наверное, потом не раз удивлялись невоспитанности молодого австрийца, так неучтиво исчезнувшего, но мне моя жизнь была дороже. Я поселился в маленьком, дешевом и довольно уютном отеле у самого вокзала.

Так что же теперь делать? Болтаться без дела по городу довольно подозрительно. Все же я коммерсант и должен иметь какие-нибудь дела. Надо найти золотую середину. Создавать хотя бы видимость, что я чем-то занят. Я начал ходить в свой банк, тот самый, который получил письмо от Ллойда из Женевы и открыл мне кредит. Там на столики в приемном кабинете всегда выкладывались брошюрки и проспекты новорожденных фирм, призывающих людей со средствами к выгодным капиталовложениям. Набрав таких адресов, я целыми днями бродил по Копенгагену, околачивая пороги разных контор и терпеливо выслушивая восторженные рассказы секретарш о деловых планах их директоров. Вопросов я почти не задавал, в комбинации не ввязывался и знакомств остерегался, как огня.

Иногда подвертывались разные мелочи, помогавшие убить время. Так, в одном музыкальном магазине я обнаружил звукозаписыватель, похожий на оставленный мною в Женеве. Несколько дней были благополучно затрачены на запись «образцов датской музыки» с подобранных тут же пластинок. Образцы нужны были, конечно, для будущего «центра венской музыки».

Но время все равно тянулось отчаянно медленно. Раньше 30 июля уехать я не мог, хотя материала для Судоплатова накопилось уже достаточно. У меня сложилась довольно ясная картина датского внутреннего режима для австрийцев. Но до срока истечения визы оставалось еще целых две недели.

Помог случай и копенгагенский увеселительный сад «Тиволи».

От венского «Пратера» «Тиволи» отличается неповторимой уютностью. Тысячи цветных лампочек протянулись вдоль экзотических линий увеселительных павильонов. Вечером весь сад превращается в сказочный, горящий разными цветами пейзаж. Я полюбил этот сад и почти все вечера проводил в нем. Здесь же я разговорился как-то с девушкой, работавшей в павильоне рыбок. В этом павильоне с помощью длинной удочки с магнитом на конце можно было выудить железную рыбку и, в зависимости от номера, получить приз. Закинутый мною разговорный магнит принес мне целых четыре рыбки: девушку Грету, ее жениха-норвежца Тоpa, сестру Греты – датскую журналистку и ее мужа, Эугена, хозяина паркетной фабрики.

Грета и Тор говорили по-немецки. Отсюда, собственно, и пошло наше знакомство. Так у меня появились друзья и дом, куда я мог приходить как гость, без боязни быть выкинутым из гостиницы или задержанным контрразведкой.

Семья Йоргенсонов радушно и терпеливо знакомила австрийского туриста с Копенгагеном. Я старался демонстрировать им свое восхищение городом и Данией, как мог. Восхищение было бы оправданно: Дания – прелестная страна, – но приступы моей ностальгии стали хроническими и очень острыми.

Я почувствовал себя почти счастливым в полдень тридцатого июля, когда самолет голландской Королевской Воздушной Линии поднял меня с аэродрома Каструп и развернулся по направлению к Амстердаму.