Г-н судебный следователь!
В дополнение к моему заявлению от 19-го июля я имею честь присовокупить нижеследующие соображения:
1. Я советовался с компетентными врачами. Ни один из них не может, разумеется, рискнуть противопоставить заочную экспертизу экспертизе высококвалифицированных французских специалистов, оперировавших над трупом. Однако врачи, с которыми я совещался, единодушно находят, что ход болезни и причины смерти не выяснены следствием с той необходимой полнотой, которой требуют исключительные обстоятельства данного дела.
2. Ярче всего неполнота следствия подтверждается поведением хирурга, г-на Тальгеймера. Он отказался давать объяснения, сославшись на «профессиональную тайну». Закон дает такое право врачу. Но закон не обязывает врача пользоваться этим правом. Чтоб укрыться за профессиональную тайну, у врача должен быть, в данном случае, на лицо исключительный интерес. Каков же интерес г-на Тальгеймера? Не может быть и речи в данном случае об охранении тайны пациента или его родных. Дело идет, следовательно, об охранении тайны самого врача. В чем же может состоять эта тайна? У меня нет никакого основания подозревать г-на Тальгеймера в преступных действиях. Но совершенно очевидно, что если бы смерть Седова естественно и неизбежно вытекала из характера его болезни, то у хирурга не могло бы быть ни малейшего интереса или психологического побуждения отказываться отдачи необходимых разъяснений. Укрываясь за профессиональную тайну, г-н Тальгеймер говорит этим самым: в ходе болезни и в причинах смерти есть особые обстоятельства, выяснению которых я не желаю содействовать. Никакого другого толкования поведению г-на Тальгеймера дать нельзя. Рассуждая чисто логически, нельзя не прийти к выводу, что к ссылке на профессиональную тайну врач мог, в данных обстоятельствах, прибегнуть в одном из следующих трех случаев:
а) если б он был заинтересован в сокрытии собственного преступления;
б) если б он был заинтересован в сокрытии собственной небрежности;
в) если б он был заинтересован в сокрытии преступления или небрежности своих коллег, сотрудников и прочее.
Демонстративное молчание г-на Тальгеймера само по себе уже указывает программу следствия: надо во что бы то ни стало раскрыть те обстоятельства, которые побудили хирурга укрыться за профессиональную тайну.
3. Неясными, недостаточными и отчасти противоречивыми являются показания владельца клиники д-ра Симкова. Знал или не знал он, кто таков его пациент? Этот вопрос не раскрыт совершенно. Седов был принят в клинику под именем «Мартэн, французский инженер». Между тем д-р Симков разговаривал с Седовым в клинике по-русски. Именно благодаря этому сиделка Эйсмонт узнала, по ее словам, что Мартэн — русский или владеющий русским языком. Запись Седова под чужим именем была сделана, как отмечают сами документы следствия, в целях безопасности. Знал ли об этих целях д-р Симков? И если знал, то почему обращался к больному по-русски в присутствии сиделки Эйсмонт? Если он делал это по неосторожности, то не проявил ли он ту же неосторожность и в других случаях?
4. Д-р Жирмунский, директор клиники, считался, по сведениям полиции, «сочувствующим большевикам». Это в наши дни очень определенная характеристика. Она означает: друг кремлевской бюрократии и ее агентуры. Жирмунский заявил, что о действительной личности больного он узнал только накануне его смерти от г-жи Молинье. Если принять эти слова на веру, то придется заключить, что г-н Симков, который предупредил по телефону Жирмунского о прибытии больного заранее, скрывал от своего ближайшего сотрудника действительную личность «французского инженера Мартэна». Вероятно ли это? При сестре Эйсмонт Симков, как уже сказано, разговаривал с больным по-русски. Жирмунский знает русский язык. Или же у Симкова были специальные причины остерегаться Жирмунского? Какие именно?
5. «Сочувствующий большевикам» — это очень определенная характеристика. Следствие явно останавливается здесь на полдороги. В условиях русской эмиграции такое «сочувствие» не остается, в наши дни, платоническим. «Сочувствующий» становится, обычно, во враждебное отношение к белой эмиграции. Из каких рядов почерпает г-н Жирмунский своих клиентов? Общается ли он с кругами советского посольства, торгпредства и проч.? Если да, то в круг его клиентов входят несомненно наиболее ответственные агенты ГПУ.
6.0 политических симпатиях владельца клиники, г-на Симкова, в документах не сказано почему-то ничего. Это серьезный пробел. Тесное сотрудничество Симкова с Жирмунским заставляет предполагать, что и г-н Симков не враждебен советским кругам и, возможно, имеет в этой среде связи. Какие именно?