Ликвидация

– Не читал, товарищ Черкесов. Но обещаю исправиться – обязательно доберусь, когда выпадет свободная минутка, – пообещал я.

Тем временем эксперт зажёг спиртовку, поставил на неё турку, хорошенько прогрел и только после этого высыпал порцию заранее смолотого кофе и залил водой. Я с наслаждением наблюдал за его манипуляциями.

Чем-то обстановка напоминала мне домашнюю. Когда-то я тоже так варил кофе для Насти, моей жены, которая не любила пить его крепким и всегда разбавляла молоком.

Не дожидаясь, пока напиток вскипит, Аркадий Ильич снял турку со спиртовки и принялся разливать по чашкам через ситечко.

Я втянул в себя запах.

– Божественно!

Зимин польщённо усмехнулся.

– Знал, что вам понравится.

Черкесов покопался в карманах гимнастёрки и вытащил из них несколько слипшихся карамелек с налипшей табачной крошкой.

– Вот, не побрезгуйте, – смущённо сказал он и, сдув табак, положил конфеты на стол.

– Да уж будьте покойны! – с прежней доброй улыбкой произнёс Аркадий Ильич и взял угощение.

Великий грех в такой момент заводить беседу о делах, поэтому я заговорил только после того, как кофе был выпит, а конфеты съедены.

– Аркадий Ильич, вы в курсе: музейного вора нам найти не удалось.

– Ну, по-моему, вам повезло найти много другого, – заметил он.

– Не без этого. Но сейчас меня интересует, что вам удалось установить. Кажется, без науки нам кражу не раскрыть.

Зимин кашлянул в приставленный ко рту кулак.

– Простите, в горле запершило… Всё именно так, как я вчера изложил. Вор проник в музей через окно, предварительно выдавив стекло с помощью самодельного пластыря. Человек нам попался знающий, судя по всему, работал в перчатках. Да, мне удалось снять несколько отпечатков пальцев, но я даже не сомневаюсь, что преступнику они не принадлежат.

– Что-то не радуете вы меня, Аркадий Ильич, – вздохнул я. – Получается иди туда – не знаю куда, ищи того – не знаю кого…

– Зря вы так, Георгий Олегович! – довольно произнёс Зимин. – Помните, я говорил про своего друга в петроградской уголовке?

– Конечно.

– Так вот, я дал ему телеграмму, в которой описал все обстоятельства дела, в том числе упомянул и о злополучном пластыре. Он ответил почти моментально. Попросил изучить состав клея, которым был обмазан пластырь. Мы с товарищем Черкесовым посидели и после ряда анализов смогли установить, что преступник использовал для пластыря самодельную смесь, состоявшую из картофельного крахмала, пшеничной муки и столярного клея.

– И что это может нам дать? – нахмурился я. – Прикажете искать тех, кто покупал эти вещи… Боюсь, придётся проверять половину мужчин в городе.

– К чему такой пессимизм, товарищ Быстров?! – удивился Аркадий Ильич. – Мой приятель интересовался составом клея неспроста.

– Вы получили от него ответ?

– Ждём с самого утра. Вот увидите – мой друг ещё никогда меня не подводил.

– Хотелось бы, – несколько уныло сказал я.

Нет, если петроградский эксперт действительно может сказать что-то толковое, изучив состав клея, это, конечно, здорово! Однако сейчас меня охватил приступ крайнего скептицизма.

Я думал, такое бывает только в кино, потому что как только встал и сказал, что мне пора по делам, явился дежурный, держа в руке телефонограмму из Петрограда, адресованную Аркадию Ильичу.

Оказывается, не у одного меня пошаливали нервишки. Эксперт просто вырвал телеграмму из рук дежурного и, не показывая никому, стал молча читать. Я с интересом наблюдал, как его взгляд бегает по строчкам.

Закончив, Аркадий Ильич засиял как медный колокол.

– Ну вот, а вы ещё сомневались! – торжествующе объявил он.

– Ни в чём я не сомневался, – приврал я. – Что сообщает ваш друг?

– Мой друг сообщает, что кражу с помощью точно такого же клея совершили в Эрмитаже ещё до революции. Приятель очень хорошо помнит эту историю, поскольку именно его привлекали тогда как эксперта-криминалиста.

– Понятно. И что это нам даёт?

– Дело в том, что кражу тогда раскрыли. Правда, наука оказалась ни при чём. Вора выдал скупщик краденого, к которому тот обратился. Преступника арестовали и посадили в тюрьму. Приятель нашёл в архиве то дело. На наше счастье, оно сохранилось.

– То есть ваш друг считает, что ограбление в Эрмитаже и в нашем музее провернул один и тот же человек?

– Именно, – кивнул Аркадий Ильич. – Работал специалист старой школы, причём с характерным почерком. Ничего не менять не побоялся – решил, что вряд ли кто из нашего маленького и тихого Рудановска сможет провести параллели с преступлением, которое произошло несколько лет назад аж в самом Санкт-Петербурге, простите – Петрограде…

– Имя, сестра, имя! – простонал я.

– Простите? – нахмурился эксперт.

– Это из «Трёх мушкетёров», кажется, – спохватился я. Вот уж чего не помню, так есть ли эта фраза в классическом произведении Дюма или отсебятина от сценаристов. – Итак, кто этот злополучный преступник, есть ли его фотокарточка и описание? – продолжил я. – Ну, раз дело сохранилось.

– Всё это имеется и уже отправлено к нам. Если вкратце, преступника зовут Виктор Витольдович Войнарский. Уроженец…

– Стоп! – воскликнул я. – Войнарский?