– Вы затрагиваете очень большой пласт, – заметил Кольцов.
– Да. И делаю это совершенно сознательно. Знаете, есть ситуации про которые говорят – не могу молчать. Это такой случай.
– Знаете, а ведь я с вами соглашусь, – кивнул Кольцов. – По работе мне приходилось сталкиваться с разными вещами, включая огромную несправедливость. Наш долг исправить это, пока не поздно. Так что я буду готовить не просто очерк, а целую серию. Думаю, редактор пойдёт мне навстречу. Но, – он лукаво улыбнулся, – идея написать о вас книгу, меня не оставила. Так что впереди у нас будут ещё встречи. Тем более, вы ведь тоже уезжаете в Москву.
– Уезжаю, – подтвердил я.
– Тогда до вас будет проще добраться, – заключил Кольцов.
Я слышал про него разное. Многие клеймили его чуть ли не как главного пропагандиста своего времени, но как раз в таком качестве он и был мне нужен. Кто сказал, что пропаганда – это всегда плохо?
Расстались мы весьма довольные друг другом.
Судебное заседание по преступлениям Семёнова и Шубина было назначено в тот же день, в который я купил билет на поезд из столицы нашей губернии в столицу республики.
Сначала зашёл поговорить и попрощаться со своими из губрозыска, встретил и хорошо поговорил со Смушко, узнал всё ли благополучно с его племянником. Оказывается, тот уже уехал домой, переполненный впечатлениями и желанием перевестись к нам на службу.
Так и бывает: был человек – как человек, а потом вдруг стал ментом, усмехнулся я про себя.
Посидел и выдул целый чайник крепкого чайку с Гибером, Полундрой и Чалым, повспоминал наше славное прошлое и помечтал о не менее славном будущем.
За приятным разговором не сразу сообразил, что опаздываю на заседание, поэтому, когда спохватился, то почти побежал.
Дело двух уродов было из числа таких, что в моё время называли «резонансными». Слушалось оно в здании губернского драмтеатра. Несмотря на большое помещение, все желающие поприсутствовать, попасть внутрь не смогли, и потому возле здания ошивалось довольно много публики, за которой следил чоновец в лихо заломленной будёновке.
Он и меня-то не сразу пустил.
Даже за дверями, народа хватало, я с трудом протиснулся через толпу, краем глаза отметив странную картину: мерзавца Семёнова, которого сопровождали к выходу двое милиционеров с примкнутыми к винтовкам штыками. Они прошли почти вплотную ко мне.
– Я – начмил Рудановска, брал этого гада. Что здесь происходит? – наехал я на одного из конвоиров.
– В нужник попросился. Говорит, от волнения животом замаялся, – спокойно пояснил тот.
Я кивнул, но через секунду опомнился. Твою ж дивизию! Под таким понятным и обыденным предлогом Семёнов сбежал у меня из отделения, потом пришлось ловить. Что если решил снова выкинуть старый трюк?
Я резко развернулся и, работая руками, погрёб к дверям. В след шипели, ругались, награждали тычками и пинками, давили на ноги, но я упорно двигался к выходу.
Но… не успел.
Почти сразу я наткнулся на сбитых с ног конвоиров, рядом, переминаясь с ногу на ногу, стоял чоновец. У него было потерянное лицо, он не понимал, что надо делать: Семёнов убегал от нас в толпу, стрелять отсюда не представлялось возможным: поневоле зацепишь кого-то из мирняка.
Ещё несколько секунд, и гадёныш скроется из виду.
– Дай винтовку! – Я выдернул из рук чоновца оружие, всикнул и взял спину Семёнова на мушку.
И в ту же секунду полная высокая женщина заслонила его от меня. Я даже застонал с досады. Сейчас, я как никто, понимал Жеглова, на глаза которого уходил бандит.
И почти сразу пришло осознание того, что надо сделать.
– Публика, ложись! – заорал я что было сил.
Крик подействовал. Видимо, народ попался привычный к такого рода вещам. Мужики вообще служили в подавляющем большинстве и привыкли исполнять команды.
Люди стали падать на землю, кто где был.
И только Семёнов отчаянно удирал.
– Врёшь, сука! Не уйдёшь! – Я нажал на спусковой крючок.
Пуля застигла бандита на бегу, сбила с ног, толкнула лицом вниз.
Когда я подбежал к нему, стало ясно: Семёнов умирал. Но на его лица появилась странная ухмылка:
– Не врала цыганка… На свободе кончаюсь.
– Подыхаешь, – сказал я, склоняясь над ним. – И смерть у тебя отнюдь не человеческая. Подыхаешь в грязи и дерьме, как последняя сволочь!
Кто-то подбежал ко мне сзади, потрогал за плечо.
– Товарищ, всё в порядке? – задыхаясь от волнения, спросил он.
– В полном порядке. – усмехнулся я. – Ликвидация ещё одной гадины прошла успешно. Можно с чистой совестью ехать в Москву.