Ликвидация

— Есть квартирка на Преображенской… ну, Десятилетия Красной Армии, то есть просто Красной Армии, — окончательно запутался в несколько раз менявшей названия улице Эммик. — В двадцать пятом номере… Ну, том самом, где при царе была мастерская мадам Александрии. Хозяев нету, где — неизвестно. Предположительно их того… во время оккупации. А мадам Короткая, — он мотнул головой в сторону своей комнаты, — мается с двумя дитями-паразитами у комнате неважного размеру. Вам же ж не откажут. Черкните только «Поддерживаю ходатайство»… По-соседски…

В глазах Гоцмана вспыхнули веселые огоньки. Эммик с готовностью заулыбался в ответ.

— Эммик, — процедил наконец Давид, не сгоняя с лица улыбки, — есть у нас в управлении замечательный майор Разный… До пары к твоей Короткой. Я ему передам твою просьбочку. Сегодня же.

— А шо не сами, Давид Маркович? — насторожился Эммик.

— Так за отдел БХСС он отвечает. Ему и карты в руки.

Минуя обалдевшего Эммика, Гоцман неторопливо направился к себе. По пути остановился, провожая взглядом тяжело нагруженную телегу, покидавшую двор. Сзади, сгорбившись и по-крестьянски свесив ноги, сидел дядя Ешта. На Давида он не взглянул.

— Как я понял, вы возражаете? — издалека долетел обиженный голос Эммика.

— Сильно возражаю, Эммик, — кивнул Гоцман. — Так возражаю, шо, будет время, и я тебе ухи отвинчу…

В его комнатах пахло так, как пахнет обычно в домах, недавно переживших ремонт, — свежей побелкой, деревом, масляной краской. И самое главное, пахло Домом. Давид уже свыкся с тем, что Дом — это не для него, что в своей конуре он только ночует иногда. А Нора, которая сейчас, негромко напевая, гладила свежевыстиранное белье, смогла одним своим присутствием внести в эти стены что-то неосязаемое, то самое, что и делает любую дыру — Домом. Немногим женщинам это дано. И у Давида при виде женщины, гладящей белье, снова тихонько, сухо сжало сердце…

Не ко времени это все. Если за него возьмутся, то возьмутся и за нее, и за Мишку… Недаром ворам в законе запрещено жениться и заводить семью. Потому что человек для семьи все, что хочешь, сделает. Для милиции тоже пора такой закон вводить, грустно усмехнулся Давид…

— Нора, — глухо проговорил он с порога. — Мы с тобой хотели расписаться… Ты только не думай ничего плохого, ладно?.. Просто… давай подождем чуть-чуть. Повременим.

Лицо Норы мгновенно затуманилось, губы сжались. Она стиснула пальцы на ручке тяжелого утюга. Гоцман, подойдя вплотную, ласково обнял ее за талию, прижался носом к теплой шее.

— Ну вот… Я ж говорил — за плохое не думай. Это не потому, шо я тебя не люблю или еще шо такое… Мы — муж и жена, и все за то знают. Просто… время дурное пошло.

— А может… может, все обойдется? — Она оставила утюг, вывернулась из рук Давида и взяла его лицо в свои ладони. — Все обойдется, слышишь… И мы… распишемся.

— Та распишемся, то ж само собой, — растерянно улыбнулся Давид. — Я просто за то, шобы… не очень спешить. Мало ли…

Сказал и сам понял, как неубедительны его слова. Нахмурился. Нора смотрела на него, и губы у нее дрожали от обиды.

— Я тебя о чем хочу попросить… За Мишкой присмотри, если шо. Ладно?..

На этот раз в «предбаннике» кабинета Чусова дежурил другой лейтенант — вежливый и почтительный. А может, его просто предупредили, что с Гоцманом нужно обращаться аккуратно. Так или иначе, аудиенцию у начальника Управления окружной контрразведки Давид получил без промедления. Через минуту лейтенант принес стакан крепкого чая с сахаром, поставил перед гостем и бесшумно удалился.

— …Сам придумал или кто подсказал? — задал один-единственный вопрос Чусов, когда Давид закончил свой монолог.

— Сам, — усмехнулся Гоцман. — Своим умом дошел… Ну так шо?

Чусов поерзал, удобно устраиваясь в кресле. Пристально вгляделся в уставшее, изможденное лицо Гоцмана.

— А ты понимаешь, чем это может грозить? Что произойдет в том случае, если…

— А то, — усмехнулся Давид.

— М-да… И ночной отстрел, значит, прекратить?

— Да. Немедленно причем.

— Ишь ты… «Немедленно»… Ты, Давид Маркович…

Чусов, не договорив, откинулся на спинку кресла, в задумчивости хрустнул пальцами. Гоцман ждал, позванивая ложечкой в стакане.

— Ладно, я доложу маршалу… А может, ты сам? Или вместе?..

— Тебе доверия больше.

— Хорошо, — кивнул Чусов, — я все понял. Иди. Спасибо…

Давид пошел к двери, когда полковник внезапно окликнул его:

— Подожди… Ты… вот что я хотел сказать. Не сердись на всякое такое… когда мы друг с другом цапались. Я хотел сказать, что это… рабочие моменты. Не знаю, как ты, а я без задней мысли… И без камня в кармане.

Гоцман помедлил, взявшись за дверную ручку.

— Та я же все понимаю. Главное, шо камень в кармане все ж таки есть… И там не просто камень, а такой булыжник, шо вся Одесса может дрогнуть. И не только Одесса.

— Ничего, — уверенно произнес полковник. — Теперь главное — Жуков.

Дождавшись, когда за Гоцманом закроется дверь кабинета, Чусов снял телефонную трубку:

— Начальника оперативной группы ко мне. Пулей!..

Глава двенадцатая