Ликвидация (СИ)

- Идти было недалеко, - вновь завел волынку Михальнюк. - Ну, идем… Я сзади. Слышу шум тормозов. Останавливается «Додж»…

- Какой? - коротко бросил Гоцман.

- Шо - какой? - судорожно сглотнул инкассатор.

- Ну, какой «Додж»? - терпеливо переспросил Давид. - Летучка, фургон, с тентом, без тента, с лебедкой, без лебедки…

Михальнюк на мгновение задумался, потом неуверенно выдавил из себя:

- С тентом - это точно. И без лебедки, кажись… На арттягач похожий.

- Так…

Говоря, Михальнюк ерзал на стуле - поворачиваясь к Гоцману, который неспешно кружил по комнате. Вернул фотографию водителя Тишаку. Звякнув графином, налил в стакан воды. Со вкусом отхлебнул, снова усевшись на стол… Якименко непроизвольно сглотнул, хотя знал, что вода в графине теплая и противная.

- …вижу, сапоги выпрыгивают на асфальт. Начинаю подымать глаза… а тут ствол пистолета и выстрел! Я побежал…

- Да что ты мне тут горбатого лепишь?! - не выдержал Якименко, хлопнув ладонью по столу. - Я…

Продолжать он не стал, потому что Гоцман аккуратно и, главное, совершенно случайно опрокинул на него недопитый стакан. И еще «звиняйте» сказал. Это было так неожиданно, что Якименко только рот раскрыл. И подумал, что вода в графине действительно теплая и противная…

- Ну-ну, - поощрил умолкшего было инкассатора Гоцман и, досадливо крякнув - эх, угораздило же воду разлить!- потянулся к графину за очередной порцией.

- Слышу второй выстрел! - облизнув пересохшие губы, продолжил Михальнюк. - А потом - бац! - по плечу ожгло… Я в подворотню…

- Пить будешь? - негромко спросил Гоцман, оборачиваясь к нему со стаканом.

- А?… Нет… То есть да, спасибо.

Протягивая Михальнюку воду, Гоцман наклонился к нему и так же негромко, доверительно произнес:

- То есть он тебя обманул…

- Кто? - Михальнюк отхлебнул из стакана, сморщился.

- Эва. - Гоцман понизил голос до шепота. - Он же сказал, что стрелять не будут?

- Да… - Голос Михальнюка почему-то тоже сорвался на шепот. Стало слышно, как зубы стучат о край стакана.

- А сам выстрелил, - укоризненно покачал головой Гоцман. - И кто он после этого?

- Да нет… Он за рулем сидел…

- А кто стрелял?

- Капитан какой-то…

- Какой?

Только тут до Михальнюка дошло, что он проговорился. Лицо его посерело, он отшатнулся от Гоцмана с такой силой, что еще немного - и грохнулся бы со стула. Стакан брякнулся об пол, но не разбился. По доскам зазмеилась длинная лужа. Казалось, от жары она испаряется прямо на глазах.

- Кто еще был? - жестко спросил Гоцман, принимаясь мерять шагами комнату.

Инкассатор бухнулся на колени и пополз к нему, захлебываясь в слезах.

- Не знал я! Не знал, что будут убивать!… Эва сказал, только сумку отнимут, и все…

Гоцман, не останавливаясь, одной рукой поднял с пола рыдающего Михальнюка, швырнул его обратно на стул и резко повернулся к оцепеневшему директору артели:

- А ты куда смотрел?!

- На время, - потерянно пролепетал директор. - Если я не сдам гроши до девять ровно, то имею счастье с фининспектором и прочим геморроем…

- Таки теперь ты это счастье будешь хлебать ситечком, - безжалостно подытожил Гоцман.

Директор горестно всплеснул руками. Гоцман, потеряв к нему интерес, снова обернулся к инкассатору:

- Кто еще был в «Додже»?

- Я ничего не помню… - Михальнюк всхлипнул, размазывая слезы по щекам. - Они стреляли… Я бежал…

- Шо за Радзакиса? - бросил Гоцман Якименко.

На протяжении всей сцены Леха пребывал в неменьшем ступоре, чем остальные. Хотя, как и Тишак, был прекрасно осведомлен о том, что Гоцман - оперативник от Бога. И номера способен откалывать - смотри и аплодируй…

- Э-э… - справился с собой Якименко. - Довжик работает. Пока - голяк.

- Картина маслом! - мрачно буркнул Гоцман. Секунду постоял посреди кабинета, раздумывая, потом коротко кивнул Якименко в сторону открытого балкона.

- Был у военных прокуроров, - негромко произнес он, сплевывая во дворик, где Васька Соболь драил ветошью запыленный ГАЗ-67. - Сегодня они не приедут. Твоих не сменят.

- Вот, здрасте вам через окно, - растерялся Якименко. - А мне шо делать?!

- Не расчесывать мне нервы…

Между тем в кабинете, который покинули офицеры, отнюдь не стояла мирная тишина. Находившиеся в ней граждане имели собственное мнение и право его высказать.

- Я извиняюсь очень сильно, но где таких, как ты, родют? - горько произнес директор артели, вытаскивая из кармана пиджака несвежий носовой платок и с фырканьем вытирая потные щеки. - Нехайгора тебя привел! Твой крестный! Поручился человек за тебе! А ты его…

- Вот только вас не надо! - оскалился в ответ инкассатор. За несколько минут он успел прийти в себя и даже стакан с пола поднял. - Кто будет мою мамку содержать? Вы?! Платите копейки, а сами тыщи загребаете!

- От здрасте! - искренне возмутился директор. - Тыщи!…

- А что, не так?!

- Я вкалываю не разгибаясь! - взвизгнул директор, взмахнув зажатым в кулаке платком. - Я тридцать инвалидов… кусок хлеба им даю, детям их, семьям! А ты этот кусок украл, фашист!

- Я сам чуть не погиб, - снова всхлипнул Михальнюк. - Я такая ж жертва…