Ликвидация (СИ)

- Ручки-то у вас грамотно подвешены, гражданин начальник, - не без иронии подал голос Саня-Сам-Не-Знаю. - Вам бы шпилить, ходили бы в козырях…

- Вот у меня был на фронте комвзвода, так той был мастер - да! А я так, на семечках, - с усмешкой отозвался Гоцман, разглядывая колоду. -…А карты-то крапленые.

- Так то не наши. То его. - Саня ткнул пальцем в одного из граждан в серых костюмах. Тот смущенно опустил глаза и покраснел еще больше.

- А как же вы их обуваете? - искренне удивился Гоцман.

Клава-Одиночка с презрительной усмешечкой на полных губах взяла со стола новую колоду, сорвала обертку. Перетасовала не глядя и молниеносно сдала. Гоцман глянул в карты и рассмеялся: у гражданина в сером было каре, а у Сани - флэш-рояль.

- И много слили? - отсмеявшись, спросил Давид.

- Десять тысяч, - буркнул гражданин в сером. Якименко, прервавшись, протянул руку к Клаве. Та равнодушно извлекла из лифа плотную пачку синих червонцев, протянула ему.

- Леша, вези этих фраеров до нас, сними показания, а завтра передай деньги вместе с бумагами ихнему начальнику.

- Не по-джентльмэнски это, Давид Маркович! - Саня-Сам-Не-Знаю подпрыгнул на стуле от возмущения. - Это ж честный куш!

Гоцман присел боком на край игрового стола.

- Шо деньги, Саня? Деньги - мусор. К тому же разные они все время, деньги эти. Сегодня червонцы, завтра леи, послезавтра рейхсмарки, а там опять червонцы… А жизнь - одна. Тебе вышак маячит, Саня, вот о чем мозгуй. Ты где думал, когда «тэтэшники» людям загонял?… С них убиты четыре человека. А это вышка.

- Так не докажете же, Давид Маркович, - усмехнулся Саня.

- Я и доказывать не буду, - мягко ответил Гоцман. - Просто отдан приказ за те ТТ расстреливать на месте. Сам маршал Жуков приказал.

- Ой, Давид Маркович, я умоляю… - снисходительно протянул шулер.

Вместо ответа Гоцман неспешно извлек пистолет, железной рукой сгреб Саню со стула и поволок его в коридор. Оперативники недоуменно переглянулись.

- Давид Маркович!- чуть слышно просипел Саня. - Так же ж нельзя!

- Приказали, - почти сочувственно отозвался Гоцман. - Сам маршал Жуков… Извини.

До Сани наконец дошло, что это не шутка. Лицо Гоцмана было холодным, на скулах набухли желваки. Щелкнул предохранитель. В руке у Гоцмана был ТТ, только вытертый до белизны…

- Иди до стенки.

На подгибающихся ногах Саня дошел до крашенной пупырчатой зеленой краской стенки. Дальше идти было некуда. Наступила тишина. И в этой тишине Саня понял, что ему просто до ужаса не хочется умирать.

- Не оборачивайся, - раздался сзади голос Гоцмана.-А то в лицо брызну.

И Саня, услышав этот ледяной деловитый голос, упал на колени и пополз, протягивая вперед руки:

- Это Писка! Ему продал какой-то хорошо больной, в форме капитана… Только не стреляйте, Давид Маркович!

- Чекан, что ли? - Гоцман продолжал целиться ползущему Сане в лоб.

- Сам не знаю… - Саня заплакал.

Его узкое лицо стало внезапно усталым и старым, изрезанным морщинами. Он закрыл его руками. На тыльной стороне одной из них была еле видна старая татуировка - три туза, пронзенные стрелой, знак шулера.

Гоцман еле заметно качнул стволом в сторону комнаты - шагай, не задерживай.

- Не знаю я, Давид Маркович! - глухо, в ладони, рыдал Саня. - Ей-богу, не знаю! Завтра он еще партию притаранит, вечером! Я скажу где! Я все скажу!…

Давиду снились родители. Давненько уже не бывало в его жизни таких теплых снов, как сегодня ночью. Родители были молоды и красивы, все у них было хорошо, и вокруг была летняя Одесса, какой ее обычно снимают в кино - новенькой и нарядной. Родители шли куда-то, кажется, это было на дальней станции Большого Фонтана, а потом отец с улыбкой приложил большую добрую ладонь к сердцу и указал матери на акацию, стоящую невдалеке. И Давид закричал во сне, потому что знал, что отец сейчас умрет…

Он проснулся внезапно, жадно глотая сухим ртом воздух, сел на кровати. Все так и было, как в его сне, только его тогда не было рядом - он дежурил по управлению. Отец умер от сердца, жарким июльским днем. Мама рассказывала - он вдруг сказал, что устал, ноги не держат, и присел на землю, прислонившись спиной к горячему от солнца стволу акации… Мама удивилась - чтобы бывшего рабочего грузового порта и комиссара Красной армии не держали ноги?… А отец улыбнулся и закрыл глаза…

Давид зло помотал головой, стряхивая ночную одурь. Нашарив на столе часы, изумленно присвистнул - нич-чего себе отдохнул. Половина одиннадцатого.