Лилея

— В волоса вплесть, так и ничего будет, — бормотала она нод нос, сидя у растворенной верхней половинки окошка: в домике было темно, а снаружи слишком стыли пальцы.

— Господи, что б я дала за утюг, — Параша чистила платье намоченною губкой. — Только ближняя деревня шибко бедная, нету у них.

— Ладно, не зря ж говориться, что лучше в лохмотьях, да за любимого, чем за постылого в золоте, — говорила Катя, судя по всему сильно теперь жалевшая как раз о золоте — о присвоенных санкюлотами украшениях. Нето, чтоб те насильно отобрали у ней все дорогое, и без того было хорошо заплачено. Однако тюремщики уперлись, что, сохранности ради своей головы, возьмут цыганкино золото «на сохраненье», иначе-де доносчики, что обитают средь заключенных, заподозрят неладное. Пришлось уступить. А теперь вот ни колечка подруге в подарок.

Как бы хотелось соорудить букет и венок новобрачной из святых лилей! Но лилеи отчего-то уж несколько дней не являлись из земли.

Рассвет выдался не по осеннему солнечен. Яркие лучи тепло сияли над холодным простором океана, по серому песку прибрежной полосы.

Желая добиться хоть какого-то сохраненья звука, а также и уберечься от ветра, отец Роже собрал походный алтарь под сенью наклонной скалы. Под ним он заложил на особой подставке ковчежец.

— А прямиком за алтарем ход в пещеры, — сказал ей Анри де Ларошжаклен. — Враг может его заметить, но толку чуть. Лабиринт там смертельный, не имеючи точных примет пропадешь.

— А скоро ль еще одна свадьба, Анри? — спросила Нелли вроде бы невпопад.

— Скоро Элен, но нам с Туанеттой жаль, что Вас на ней не будет. Но не дело кораблю долго болтаться тут на якоре. А другого рейса Вы, поди, ждать не захотите.

— Долгие проводы — лишние слезы, так у нас говорят, Анри.

— Эх, будь Туанетта здесь сегодни, можно было б сразу две свадьбы сыграть. Но Вы можете быть покойны, моя северная богиня. Свадьба не замедлит до Адвента, и все будет хорошо.

— Еще как хорошо, Анри! — Нелли всплеснула руками от радости. — Как я нонче об этом мечтала, взгляните!

Из серого песка под скалою поднимался цветок — вовсе маленькой и беззащитный по осени, напоминающий перламутровым своим тоном одну из соседок-ракушек.

— Анри, это же цветок для Параши! Свадебный цветок! Ну, что ж Вы медлите, сорвите его мне! Не могу же я за алтарь заходить!

Нелли подпрыгивала от нетерпения. Молодой предводитель шуанов, смеясь, приблизился к цветку, преклонил перед ним колено и бережно сорвал.

Перехватив лилею, Нелли бегом воротилась в домик, где Параша и Катя уж завершали немудреные приготовления.

— Парашка, вот он, цветок короля! Может статься, что и последний на французской земле! Катька, куда лучше — на корсаж или в куафюру?

— В волоса, — отозвалась цыганка, перебирая ловкими пальцами льняные косы Параши. — Вишь, я их ракушечными-то бусами перехватила да кверху подняла, хорошо будет.

И верно, с лилеей в волосах, переплетенных живым перламутром, получилось лучше не надо. Нужды нет, что на ногах деревянные башмаки, Парашу они нисколько не портили. Горделивой красавицей стояла она в дверях, высокая, с высокой куафюрой, словно странно отрешенная от обыкновенных своих забот. Нелли и Катя болтали от волнения наперебой, не сразу и заметив, что подруга не вымолвила ни слова.

— Эй, ну где вы там, — сердито позвал снаружи Роман. — Меня дедушка Антуан просил поторопить, уж отец Роже готов.

— Ну, тоже свадьба называется, — в сердцах воскликнула Катя. — Ни заплачек спеть некому, ни пряников нет для выкупа невесты!

— А по мне так лучше и не бывает, — сериозно возразила Нелли. — О таком внукам и правнукам сказывают.

— И то верно.

Сопровождаемая подругами, Параша спустилась крутой тропою, идущей в расселине скал. Мужчин было поболе — девятеро, считая Романа. Благодаря тому свинцовый день сделался вдруг ярок, словно на серый берег села стая сказочных Жар-птиц: шуаны вывернули козьи свои куртки казовой стороною наружу.

— Вот это красота, и цветов не надо! — восхитилась Катя.

Чем только не переливались яркие шелка. На них кровоточили святые Сердца Иисусовы и гуляли единороги, дышали огнем драконы и плескались русалки, улыбались солнца и луны с человечьими лицами, странные деревья единовременно плодоносили и цвели.

Отец Роже уж нес к алтарю литургическую свою утварь, покуда обернутую в белый холст. На нем был белый, шитый серебряными нитями короткий плащ с капюшоном, Нелли не знала, как такое одеянье называется.

Отвесив изящный поклон, господин де Роскоф взял Парашу за руку и подвел к Ан Анку, уж стоявшему пред маленьким алтарем. Скромная невеста встала рядом с нарядным женихом. За нею подошла Катя, а за Ан Анку встал Ларошжаклен.

Голова Ан Анку была непокрыта и ветер вовсю трепал его длинные русые волоса.

— Veni, Creator, Spiritus,
Mentes tuorum visita
Imple superna gratia,
Quae tu creasti, pectora,

— начал отец Роже.