Лилея

Солдат вздрогнул, словно разбуженный. Краски воротились на его щеки, а на толстых губах выдавилась ухмылка. Он спрыгнул наземь.

— Да это ж всего-то три бывшие! Чего застыл, Жано? — Рука солдата потянулась к пистолету.

— Ты сам бабенки перепугался! — Второй слезал осторожно, будто боялся высоты. — Но и то правду сказать, их бабы и ребятишки иной раз хуже мужчин. Помнишь недомерка, что прокусил мне руку до кости через мундир? Эй, там, а ну стоять где стоите, обе! Стрелять начну враз! Даже не думать бежать!

Но Параша и Катя бежать не думали, хотя и оставаться недвижимы тоже не захотели. Нелли слышала, что они, не сговариваясь, пошли к ней, навстречу синим с их пистолетами.

— Да ну их, Шарло, я, твоя воля, застрелю обеих! — Один из синих робел, второй, напротив, наглел на глазах, с каждым мгновением все лучше понимая, что перед ними всего навсего три безоружные молодые женщины. — Застрелю тех, а ты эту бей! Бешеные какие-то, надо перебить от греха!

— Да что у вас тут, белые, что ль, напали? — из исповедальни выбрался третий синий, взлохмаченный и в криво застегнутом мундире. В темноте за его спиною маячило женское лицо. Этот тоже вытаскивал пистолет.

— Простите, подружки милые, что я вас погубила, — шепнула Елена. На сердце было легко, очень легко: так или иначе, а она помешала негодяям. Лучи ясного света, струящегося через окна, набранные по бедности простою слюдой, казались сброшенными с неба дорожками. Я иду, Филипп!

— Да чего там считаться, — ворчливо отозвалась Катя.

— Стой, Жано! Как это так перебить? Надо с них допрос снять, кто такие да зачем! А ну, гражданки бывшие, сказывайте, чем вам не по нраву наша пирушка? Где этот мерзавец кюре, знаете небось, куда подевался вместе с золотыми сосудами? В ризнице шаром покати, а золото, между прочим, собственность воюющей республики!

— Да какое у этих деревенских дикарей золото? — Третий все возился со своими пуговицами, не желавшими попадать в верные петли. — Самое лучшее, серебро, а иные попы и на золоченом олове служат! Приволок наш барабанщик один раз такой кубок, уж мы и гоготали над ним! Чего это наш завтрак на полу?

— Да вот, гражданке бывшей не по нраву! Я уж тебе говорил. — Солдат теперь напрочь забыл о недавнем страхе, и забавлялся. — Честным защитникам Отечества нельзя, вишь, перекусить на этом дурацком камне! А коли твой Боженька, гражданка бывшая, не предрассудок, что ж он меня сейчас не поразит громом? А? Прямо здесь! — Солдат нагнулся за колбасою, но не поднял, упал лицом вниз у подножия алтаря прежде, чем звонкий гром утих под сводами.

С самого начала боле других сробевший синий, разинув рот от испуги, понес было ладонь ко лбу. Пять пальцев попытались сделать заученное в детстве движение, но не успели, упали.

— Проклятье! — Пистолет в руке синего дал осечку, он отскочил за раскрашенную деревянную Богоматерь, укрылся за ней, начал потихоньку выставлять наружу ствол.

Елена стояла, ничего не понимая, остерегаясь все ж повернуться спиною к оставшемуся врагу и мучительно желая увидеть, что же твориться позади.

— Неужто опять живы остались? — весело шепнула Параша. — Ну, куда до нас кошке с ее семью жизнями!

В наступившей вдруг полной тишине прозвучали шаги подкованных металлом башмаков. Их стук был строгим и неумолимым.

Последний синий все прятался за статуей, словно понимал, а может и вправду понимал, что идущий не выстрелит в ее сторону.

Стрелявший поравнялся, наконец, с Еленою, прошел вперед. Высокий ростом, хотя и не чрезмерно, молодой по осанке, он казался еще одним персонажем сна. Длинные прямые волоса смешивались с длинным же мехом короткой куртки, право, он походил на лесного духа. Ружье незнакомец нес в руке, не опуская, но и не изготавливаясь боле стрелять.

Из-за статуи грохнуло, пуля свистнула рядом с незнакомцем.

Ритм его шагов даже не нарушился. Он приблизился к Богоматери, преклонил колено, отложил ружье, а затем только зашел за постамент. Послышалась возня, затем выбитое оружие с грохотом застучало по плитам. Незнакомец показался вновь, он тащил синего солдата по полу, сжав рукою ворот мундира так, что лицо того побагровело, а глаза лезли из орбит. Синий колотил руками и ногами, вырываясь, но как-то бестолково.

Проволокши солдата к выходу, незнакомец исчез вместе с ним в дверях.

— А трусы-то решили сперва, что впрямь Гром Небесный! — усмехнулась Катя.

— И я тож, честно сказать, — призналась Параша, с опаскою разглядывая распростертые тела.

Катя, будто опомнясь, побледнела: как и все люди ее племени, она с детских лет постыдно боялась мертвецов.

Незнакомец воротился, один. В руке его был короткий клинок, лезвие коего он отирал находу большим листом лопуха.

— Господь, чаю, простит меня за стрельбу в святом месте, — произнес он, приближаясь к подругам, сцепившимся невольно за руки после того, как опасность миновала.

— Кто ты? — спросила Нелли.