Лилея

— Имени мы не знаем, оно и ни к чему. Просто священник, нормальный, то есть не присягнувший. Синие ведут за ним охоту по всему побережью. Только он и не выходит на берег. А как заслышится с моря звон колокольчика, добрые люди сами прыгают в свои лодчонки и плывут на него. В море посреди скал Морской Кюре и служит святую Мессу.

— Служит Мессу в море? Но как? — Сие было столь интересно, что Нелли тут же позабыла о скользящей под тонкими досками зловещей глубине.

— Да очень просто, он на своей лодчонке, а верные на своих, а мир принимать и причащаться по очереди подплывают борт в борт.

— И синие разве не преследуют ваши лодки?

— Куда там, — Ан Анку рассмеялся. — Плавать средь наших скал — все одно что в прятки со Смертью играть.

— Иной раз покажется, будто не женщины вас рожают, а пробиваетесь вы средь этих скал на свет из земли, что та ж камнеломка. Покидают ли бретонцы свои пределы? — спросила Нелли. — И коли да, не чахнут ли вдали от них, словно растение, вырванное с корнем?

— Вестимо, иной раз приходится бывать на чужбине, — отозвался Ан Анку, что-то разглядывая в тумане, в коем, казалось, ничего и невозможно было разглядеть. — Только мы впрямь боимся разлуки с родной землей, не мене, чем древний народ египтяне.

Елена и Катя подскочили одновременно, изрядно качнув лодку.

— В том была у египтян их сила, но в том же и слабость, — спокойно продолжил Ан Анку. — Тож и с нами. Мы взяли б в три месяца Париж, когда б легко нам было бродить вне видимости колоколен родных деревень.

— Ан Анку, сдается мне, не так ты прост, как кажешься, — не удержалась Катя. — Откуда ты знаешь свычаи египтян? Даже в Библии того нету.

— Поверь, я такой же темный мужик, как иные здесь, разве что немного разумею грамоте. Да и то не редкость. А что слыхал кое-что не из Библии, а из других книг, так я ровесник сына моего сеньора. Не единожды ходили мы вместе в море, мудрено ль, что пристала ко мне малая толика из того, что вколачивали в него учителя.

— А кто твой сеньор, Ан Анку? — спросила Елена.

— Так Белый Лис, — ответил тот, странно изменившись в лице.

Тут Ле Ноах, три подруги успели только испуганно вскрикнуть, выпрыгнул вдруг через борт в море. Однако ж не утонул, но, поднявши фонтан брызгов, оказался в воде по колено.

Ан Анку поднялся в деревянной скорлупке, изготавливаясь прыгнуть на берег. Куда они приплыли? Туман растаял вдруг, открывая гряду скальных островов, поросших только низким кустарником и цепкими цветами: чертополохом, клевером, камнеломкой. Небольшой островок, к которому они пристали, не был, однако ж, вовсе необитаем. Выше по склону лепилась к скале сложенная из сколков того же бурого гранита живописная хижина без одной стены, роль коей играла самое скала. Взобравшись чуть выше хижины по склону, можно было ступить на черепичную крышу и подойти к трубе.

— А что, удобно дымоход чистить, — прозаически заметила Параша.

Взбежавши по узкой тропинке (хоть после зыбкой воды ноги и ступали не вполне уверенно), путники приблизились к скромному приюту.

В очаге дотлевали угли, изобличая недавнее присутствие человека. У стены, той, что подарила Натура, освободив немало дней человеку от борьбы с гранитом, были свалены вязанки вереска, покрытые козьими шкурами. Ну да, откуда здесь деревянная мебель, на самом-то острове ничего не растет.

Пол был выложен плитами, что могло б показаться излишней роскошью, когда б одна из плит, со свету это не враз удалось разглядеть, ни была сдвинута в сторону, открывая начало лестницы, ведущей в черный лаз.

— Скалы делают нас беспечными о своей безопасности, — усмехнулся Ан Анку, следуя вниз вослед за проворным мальчиком.

Ни тот, ни другой не подумали запастись факелами, да Нелли уже и видела далекие отсветы огня там, откуда доносился гул голосов.

Двигаясь в черном проходе, куда лестница опустилась, то ли на свет, то ли на голоса, Ан Анку, Ле Ноах, Параша, Катя и Нелли, шедшая последней, все отчетливей улавливали, что голоса сплетаются в песню.

— Пьем здоровье Его Величества!
Сдвинем бокалы, фа-ла-ла-ла!
Старые вина в изрядном количестве,
Сдвинем бокалы, фа-ла-ла-ла!

Песня теперь гремела, подхваченная камнем. Огромный скальный зал, освещенный неровными сполохами факелов, казался залом рукотворного замка. Стесненность в дереве восполняли натянутые кое-где яркие ткани и ковры, превращавшие также лежбища из ветвей в диваны и оттоманки. Строем стояли десятки ружей — дорогих, с резным ложем и перламутровыми накладками, и самых простых, старого образца.

— А тот, кто за это не пьет,
Пусть крюк в потолок вобьет!
Желаем ему удавиться,
И в ад прямиком провалиться!

Огромная ледяная колонна, с бочку в обхват и в два человеческих роста, служила службу самую хозяйственную: внизу была она обставлена кадками с рыбою, маслом, битой птицей. Пламя играло в ее хрустальных боках.