Лилея

— Да за что их любить, — махнул рукой молодой бретонец. — Телячьи головы! Почитают себя умней всех, а сами готовы бежать стадом за всяким, кто их только больше хвалит!

— Ну, Ан Анку, думаю, никто лучше тебя еще не сказал в двух словах причины революции! — Нелли засмеялась. Невзирая на трудность дороги, ноги были легки, а грудь дышала вольно.

— Разве я зряшно говорю? — бретонец остался сериозен. — Голодно им, вишь, без хлеба, а за плугом пускай между тем ходит мужичье! Бездельничают да горлопанят, а женщины их, сказывают, сами даже не ткут и не пекут хлебов, все им подавай готовое! В лес попадут, заплутают хуже малых ребятишек. Пустой народ, право, пустой.

Столь жалкие виды Натуры доводилось Нелли видеть только разве в старом папенькином альбомце, где зарисовывал он с гарнизонной скуки окрестности Оренбурга. Деревья прижимались к земле, словно боясь чего-то, а невысокая трава еле пробивалась сквозь каменистую почву.

— Верно ветры тут все время гуляют, — уронила Параша, недовольно поправляя косу. Ее волоса, только утром переплетенные, разлохматились, поскольку голова была непокрыта. Нелли же только плотней натягивала чепец.

— Иначе б они не натыкали столько мельниц, — усмехнулась Катя.

Однако мельница, маячившая впереди, вопреки сильному восточному ветру даже не думала махать крыльями. Молоть, верно, было нечего, и хозяин заклинил нехитный механизм.

— Можем мы спокойно отобедать на мельнице старика Бурделе, — сказал Ан Анку, окинув мельницу пытливым взглядом. — Синие оттуда ушли, а у нас все одно есть там дело.

— Тебе чернолицые сказали, что на мельнице были синие? — спросила Нелли.

— Да нет же, вон, глянь повнимательней, молодая дама Роскоф. Крыло верхнее остановилось не дошед малость до флюгера. Опасность, значит, миновала, можно заходить. Кабы полным Андреевским крестом, чтоб флюгер приходился ровно меж двух верхних крыл, так означало бы — не ходите ко мне, добрые люди, напоретесь на злых. А коли вот эдак, крестом обычным, так все сюда, на помощь!

— Ну, ловко! — Катя восхищенно цокнула языком.

Вскоре уж Нелли с любопытством разглядывала, сидя за огромным столом, внутренность крестьянского дома. Прямо над столешиницею тянулась длинная полка с дырками для немудреных столовых приборов, чтоб каждый мог дотянуться до ножа и ложки своих не подымаясь с места. Выше лежали недоступным мышам рядком огромные хлебы. Казалось, в большой комнате кроме этого длинного стола да двух скамей к нему ничего и не было, поскольку прочие предметы мебели были все соединены в одну стену. Над похожей на шкаф занавешенной кроватью тянулся буфет с посудой, прочее ж образовывало огромный комод.

Две женщины в черных юбках с необычайно высокой тальею, в черных косынках, сколотых на груди под глухим воротом, но в белых смешных чепцах, тонкого кружевного плетения, укрывавших не всю голову, а только узел волос, хлопотали меж очагом и столом. Одна казалась вовсе юной, другая средних годов, обеи красивы и статны. Им помогала прелестная чернокудрая и синеглазая девчушка в домотканной рубашонке. Нелли задалась пустым вопросом, доводилось ли ей встречать на родине людей, чтоб были брюнеты, но при том синеглазые.

На столе уж стояли в большой мисе залитые молоком каштаны, лежала головка сыру и кусок масла, столь свежего, что из него точились капельки молока.

Молились перед обедом, понятное дело, по латыни, однако ж сколь неловко было ничегошеньки не понимать из застольной беседы! Мелькали, понятно, отдельные известные от мужа слова, да что толку. Между тем Нелли охотно бы поговорила с хозяйками. Проницателен был взгляд старшей, которая, только окинувши им гостей, добавила к сервировке фаянсовую тарелку, которую выставила перед Еленой.

— Отчего бы у вас, бретонцев, мужчины одеты так ярко да празднично, а женщины в черном, — сказала она Ан Анку, больше ради того, чтоб скрыть смущение. Не один раз доводилось ей в жизни есть за крестьянским столом, и давно уж она перемогла неудовольствие от пользования общей посудиной. Сама б она нипочем не стала просить для себя особой миски.

— Какой там, молодая дама, — Ан Анку намазывал масло на огромный ломоть охотничьим ножом. — У наших хозяек, а у девок и вовсе, наряды куда веселей мужских.

Нелли промолчала, однако ж не сумела сдержать взгляда, скользнувшего по крестьянке и ее дочерям.

— Да, редко им доводится покрасоваться, — усмехнулся Ан Анку. — Но мы вить прибрежные жители. У наших женщин в свычае горевать по погибшим три года. А наши мужчины погибают в море куда как чаще.

— Оне не снимают траура? — изумилась Нелли.