Лили. Посвящение в женщину

Майор страшно горячился, доказывая, что первый выстрел по правилам дуэли, в которых он «тоже кое-что смыслит, не хуже кого-либо другого», всегда принадлежит оскорбленному, а оскорбленным является не Далецкий, а Рогожин. Ведь именно Рогожин получил пощечину. Но так как на самом деле никто из секундантов точно не знал, на чьей стороне правда, и все четверо имели самые смутные понятия о правилах дуэли, то и решили вопрос самым примитивным способом.

Студент вынул из кармана двугривенный и сказал:

— Во избежание споров предлагаю следующее. Я брошу эту монету, и если выйдет «орел», то первым будет стрелять Рогожин, если же «решка» — будет стрелять Далецкий. Согласны?

Все согласились. Студент подбросил вверх двугривенный, и монета бесшумно упала на мягкий ковер. Все бросились смотреть и в один голос вскрикнули:

— Решка!..

После этого единогласно было решено, что первым стрелять будет Далецкий. Успокоились, выпили по рюмке коньяку и приступили к разрешению дальнейших вопросов. Почти все технические моменты были разрешены единодушно и скоро.

Оба противника, Рогожин и Далецкий, должны написать на всякий случай по две записки, что просят никого не винить в своей смерти. Одна из них должна быть оставлена на видном месте в квартире, а вторая — находиться в кармане, чтобы в случае смерти эта трагедия могла быть официально признана самоубийством. Необходимо пригласить с собой на место дуэли какого-нибудь врача, на скромность и молчание которого можно было бы смело надеяться. Секунданты обязуются «словом честного человека» никому и никогда не рассказывать о дуэли и о ее последствиях. Все это должно остаться тайной.

Но при этом снова возникло недоразумение. Рогожин вызвал Далецкого на дуэль, чтобы восстановить в обществе свою оскорбленную честь. Раз дуэль останется в тайне, то каким же образом эта честь может быть восстановлена?

Думали долго, допили весь коньяк, выпили даже по стакану вина, но ни к чему не пришли.

— Господа, — сказал, наконец, Жорж, — но как же быть, раз дуэль в России преследуется законом? Если о ней станет известно полиции, то не только Рогожин и Далецкий, но и мы будем привлечены к ответственности и все пострадаем.

Такие доводы сразу же признали убедительными и непреложными. Вместе с тем было решено, что честь Рогожина все равно будет восстановлена и без огласки дуэли. Останется ли он жив или умрет, но все те лица, в присутствии которых его оскорбили, слышали, как он вызвал Далецкого на дуэль и, несмотря на молчание секундантов, будут знать, что дуэль эта произошла.

— Сохранить тайну нужно не для общества, а для полиции, чтобы избежать различных неприятностей и осложнений! — пояснил Жорж.

— Вообще, все это чепуха! — с апломбом заявил майор — не беспокойтесь, о том, что произошла дуэль, будет известно на другой же день всей Москве. Но если мы будем молчать, все будет шито-крыто! Всякий будет показывать вид, как будто ровно ничего не знает. И тогда полиция и не подумает вмешиваться. Даже в случае смертного исхода дуэли, полиция вполне удовлетворится запиской, найденной при убитом и в его доме, так как эта записка будет гласить о том, что покойный просит никого не винить в своей смерти.

Инцидент был исчерпан, и секунданты разошлись, чтобы на другой день, к 5 часам утра, встретиться в условленном месте Петровского парка. Обязанность привезти врача взял на себя студент.

LV

Рогожин, выслушав прибывших к нему секундантов об условиях предстоящей дуэли, предложил им приехать к нему вечером и заночевать в его доме, чтобы в 2 часа утра вместе отправиться в карете в Петровский парк.

— Мы к вам приедем ужинать! — бесцеремонно заявил майор.

— Поужинаем, соснем малость и, значит, того… отправимся! — с довольной улыбкой подхватил студент, крутя свои маленькие щетинистые усики.

После этого, переглянувшись друг с другом, секунданты с достоинством удалились, а Рогожин велел заложить лошадь и ехать к Лили.

Не видев его почти два дня, Лили была в сильной тревоге.

— Что такое случилось? Почему ты так долго не был у меня? — спросила она.

Рогожин смутился и первое время не знал, что ответить.

— Я хлопотал о нашем переезде в деревню! — наконец сказал он. — Дом в имении в большом запущении и беспорядке, и надо было сделать его хотя бы немного сносным и удобным для жилья.

— Ты ездил в свое имение?

— Нет, я сделал все необходимые распоряжения через своего управляющего.

— Значит, мы скоро уедем из Москвы?

— Да.

— И проживем в деревне всю весну и лето?

— Как хочешь!

Радостная и возбужденная, Лили бросилась к Рогожину на шею и крепко поцеловала его в губы.

— Милый, дорогой мой!.. — воскликнула она. — Если бы ты знал, как я люблю тебя!..

Рогожину стало тоскливо и тяжело. Мрачное предчувствие близкой смерти холодной змеей заползло ему в душу, и сердце мучительно сжалось и заныло. Неужели теперь, на пороге счастья и новой, еще неизведанной жизни с Лили, он будет убит наповал какой-то шальной пулей, навстречу которой сам добровольно подставил грудь?..

Первый выстрел принадлежит Далецкому, а на расстоянии десяти шагов промахнуться трудно. Значит, смерть неизбежна.