Лили разоблачается, понимая, что ее заношенное исподнее будет выглядеть неуместно мертвым в этом мире жизнерадостных красок, но она отбрасывает эти мысли, и, когда алое платье оказывается на ней и Белль подкалывает его сзади так, чтобы лиф сидел плотнее и подчеркивал ее небольшую грудь и тонкую талию, ее завораживает вид преобразившейся особы, которая смотрит на нее из зеркала. Такое чувство, будто она только что появилась на свет в этой комнате на Севен-Дайлс – творение Белль Чаровилл, которому в мире уготовано совсем иное место – в отличие от того, какое она занимала в нем прежде.
Лили упивается этим зрелищем. Как и Белль, которая у нее за спиной. Они смеются.
– Я же говорила, – произносит Белль. – Ангел.
Лили уносит завернутое в простыню платье на Ле-Бон-стрит и подвешивает его в комнате, зажигает свечи и разводит огонь в камине, и любуется всеми оттенками пламени.
Глядя на платье, она засыпает и просыпается глубокой ночью в полной темноте – свечи уже погасли, и камин догорел – и дотрагивается до платья, которое свисает с деревянного карниза, затем забирается в кровать и кладет ладонь себе на сердце, ибо колотится оно очень громко и с яростным упорством.
Следующим вечером она распускает шов, соединяющий лиф платья с юбкой, затем боковые швы вплоть до рукавов и, наконец, швы на самих рукавах, и разглядывает разобранную вещь и вспоминает, как Нелли Бак рисовала выкройки для платьев на бумаге, как прикалывала их к черному линобатисту и разрезала ткань тяжелыми ножницами, которые издавали чавкающий звук, когда Нелли вела их вдоль краев деталей. И когда Лили начинает стачивать швы, подгоняя платье под свою узкую талию и небольшую грудь, она проделывает это с тем же тщанием и сноровкой, каким Нелли учила ее давным-давно. Она присобирает рукава на две сквозные нити от плеча до запястья, и шелк ложится мягкими, послушными волнами, которые словно притягивают маленькие снопы света, от чего платье делается еще восхитительнее, чем раньше.
Она работает неспешно, несколько вечеров кряду, и когда перешивка закончена, Лили пристраивает свой осколок зеркала на выступ дымохода, прикалывает к волосам две накладные пряди с завитками, которые ей дала Белль, и те красиво спадают ей на плечи. Она надевает платье, затягивает корсет так туго, как может, и кружится, и красуется, глядя в свое отражение в окне, которое выходит на темный колодец лестницы на цокольный этаж.
Она так увлечена этой новой (и почти красивой) собой, что пропускает мимо ушей звук шагов на каменных ступенях, и удивляется, когда в дверь к ней стучат. Она застывает. Час поздний. Немногие отваживаются ходить по Ле-Бон-стрит в такое время, только ночной патруль или какие-нибудь пьяницы в поисках теплого угла, и иногда – молоденькие оборванцы, перебегающие из тени в тень и замышляющие ограбление.
Лили подходит к окну, сталкиваясь взглядом со своим отражением, и вытягивает шею, чтобы разглядеть, кто там. Возможно, кто-то из прохожих бросил взгляд в ее подвал, заметил ее в алом платье и принял за блудницу. Не открывая двери, она приподнимает створку окна и кричит:
– Чего вам надо?
– Лили, – откликается знакомый голос. – Это Сэм. Сэм Тренч.
Сэм Тренч. Первое, что приходит на ум Лили: «Ему нельзя видеть меня в таком наряде: я выгляжу совсем не той, какой обычно перед ним являюсь». Ее посещает мысль попросить его немного подождать и в это время переодеться в голубое шерстяное платье, но затем она думает: «Почему бы миру не увидеть меня в этом новом виде – преображенную Белль девушку, которая собирается в оперу?» Так что она открывает ему дверь, и он снимает шляпу и смотрит на нее ошеломленным взглядом.
– Платье не мое, – торопливо объясняет она. – Я просто перешиваю его для подруги…
Она видит, что он вбирает в себя зрелище: серебристое кружево над грудью, туго утянутая талия и накладные завитки. Его лицо в тени, но она чувствует, что выражает оно то, что она замечала в его взгляде еще в церкви, – вожделение, которого он не способен скрыть.
Он не двигается с места. Говорит:
– Не буду отвлекать вас от шитья. Я только проходил неподалеку и решил… Решил, что должен убедиться…
– В чем?
– Убедиться в том, что у вас все в порядке.
– О да, у меня все прекрасно, благодарю за беспокойство.
– Хорошо. Что ж, тогда я, пожалуй, пойду…
– А может, – предлагает Лили, – отдохнете немного у моего камина? Могу сварить вам шоколаду.
– О нет. Не хочу доставлять вам хлопот.
– Никаких хлопот. Заходите. Заодно расскажете, какие преступления вы раскрыли за минувшую неделю!
Лили наполняет кастрюлю водой и ставит ее на закопченную плиту. Она подбрасывает угля в очаг – очень осторожно, чтобы платье не оказалось слишком близко к огню.