Лили. Сказка о мести

Сэм Тренч, одетый в униформу, оглядывает комнату, оценивая глазом суперинтенданта каждый предмет: корзинку с шитьем Лили на маленьком столике, и узкую тахту, на которой она спит, и ее заношенные вещи. Затем его взгляд возвращается к ней, и она вспоминает, что довольно давно, еще до того как он познакомил ее со своей женой, она представляла, как сидит рядом с ним на каменной скамье во дворе церкви и чувствует тепло его руки, едва касающейся ее ладони, и как тогда гадала, не станет ли этот заурядный незнакомец тем, кто каким-то образом спасет ее от смерти.

Заваривая шоколад, она спрашивает, как дела у Джойс, и Сэм отвечает, что несколько раз в год случаются моменты, когда Джойс «закрывается», внезапно уходит в себя, и ничто не способно ее оттуда вернуть, и что сейчас как раз такой момент.

– И даже я, – говорит он, – я не могу вытащить ее оттуда, где она сейчас.

– Ох, – говорит Лили, – но ведь она уходит в себя не просто так. Если бы вы знали причину…

– Причина мне известна. Она горюет по детям, которых не смогла родить.

– О-о.

– Тяжело быть тем, кто не способен подарить ей утешение.

Лили задумывается об этом. Она вспоминает тот момент, когда фургон бакалеи Инчбальдов объявился во дворе Госпиталя для найденышей и как Бриджет О’Доннелл бежала к нему, веря, что мистер Инчбальд приехал, чтобы забрать ее с собой в Болдок, и как после этого, узнав, что такому никогда не бывать, она стала безутешна и повесилась на шарфе, который связала Лили.

Она решает рассказать Сэму об этом и о том, что иногда ее захлестывает тоской по подруге детства, и Сэм говорит:

– Вот что я думаю об этом, Лили: горе всегда с нами, как лондонский туман или смог, оно всегда здесь – даже в ясные дни – и дожидается часа, когда сможет развернуться снова. Но знаете, что я говорю себе, когда подступает уныние? Я говорю себе, что совершил в этой жизни по крайней мере один важный бескорыстный поступок – спас вашу жизнь, и я пришел к мысли, что именно это и не дает мне впасть в отчаяние.

– Отчаяние? С чего бы вам отчаиваться, Сэм Тренч, когда ваша работа состоит в том, чтобы предавать виновных в руки правосудия?

– Правосудие вершится очень редко, Лили. Я вижу трупы. Я знаю сотни способов, какими можно обезобразить тело, но не всегда мне удается изловить тех, кто несет ответственность за эти мучения. Знаете ли вы, до чего хитрыми бывают убийцы?

– Не знаю…

– В некоторых случаях преступление – почти искусство, до такой степени, что и преступления в этом не видишь. И когда я упускаю то, что должно быть у меня под носом, я проклинаю себя. Я не выношу отсутствие у себя цели и упорства и собственную глупость. В такие-то моменты я и обращаюсь к мыслям о вас.

– О том, как вы спасли меня от волков?

– Да. И еще…

– Что еще, Сэм?

– О том, что я испытываю к вам сейчас. Я пытался избавиться от этих чувств. Я убеждал себя, что моя любовь неприемлема для вас, но правда в том, что вы стали мне дороги…

Ого, думает Лили, вот это сцена: вот невинная девушка в алом платье, с завитками в волосах, и вот рядом с ней, у очага в зимнюю ночь, мужчина, который спас ее, мужчина, который является к ней в мечтах, мужчина, который, похоже, знает, что творится у нее в душе, и он открыл ей свои чувства, в которых девушка и так почти не сомневалась… Но что же теперь с этим делать?

Она смотрит на него: Сэм Тренч в черном пальто суперинтенданта греет свои шершавые руки о чашку шоколада. Лили отставляет собственную чашку и встает. Она говорит:

– Мне бы хотелось почувствовать то же, что и вы. Мне бы хотелось, чтобы вы обняли меня, хотя бы на мгновение, чтобы меня согрела ваша теплота, как в моих мечтах, а потом вы должны уйти.

– Лили, – спрашивает он, – почему вы сказали «как в мечтах»? Вы хотите сказать, что мечтаете обо мне?

– Да, – отвечает Лили. – О том, как мы сидим рядом и вы держите меня за руку.

– И мы здесь, в этой комнате?

– Нет. Мы сидим на каменной скамье, и камень холоден, и воздух холоден, но ваша ладонь тепла.

Она подходит к нему, и он мягко притягивает ее к себе и целует в лоб. От него пахнет снегом, остро и сладко. Она прижимается к нему, и ей так хорошо, что не хочется разрывать эти объятия. Она не знает, сколько они так стоят, очаг пылает, и свет пламени ложится на ее красивое платье, но через некоторое время она понимает, что Сэм плачет. Он плавно отстраняется от нее. Она видит, как медлительны и горестны его движения, и видит слезы, которые все катятся из его глаз. Он надевает свою шляпу и шагает в темноту, и она смотрит, как он поднимается по ступеням и покидает ее подвал.

«Непознаваемые человеком дали»

После смерти Бриджет Лили снова настигла ее старая болезнь, она отощала и ослабла, и сестра Мод сказала:

– Да что с тобой не так, мисс Негодница, если ты даже законам переваривания пищи подчиняться не способна?

Ее положили в лечебницу. Ей досталась отдельная кровать возле окна, и кто-то поставил на подоконник фарфоровую вазу для цветов, но цветов в ней не было.