Лиля Брик: Её Лиличество на фоне Люциферова века

«Уважаемый тов. Сталин, год тому назад, в день памяти Ленина, в Большом театре В. В. Маяковский читал последнюю часть своей поэмы “Ленин”, и Вы при этом присутствовали. <…> Поэтому обращаемся к Вам с просьбой написать несколько слов о Вашем впечатлении. Том должен быть сдан в печать 1 февраля, поэтому очень просим не задержать ответом»[440].

Это была первая, бесплодная Лилина попытка достучаться до вождя по поводу Маяковского. В апреле Лиля снова прибыла в Москву на «Володины дни» и радостно писала Эльзе, что уже ходят разговоры о присвоении Триумфальной площади и аудитории в Политехническом музее имени Маяковского. Ося в это время работал в издательстве «Молодая гвардия» редактором-консультантом по детскому сектору, а Женя оформилась к нему секретарем. Примакова в письмах сестре Лиля называла Иншаллой — мусульманская присказка прилепилась к нему после афганских сражений. Означает она по-арабски «если на то будет воля Аллаха» — практически толстовское «ебж» — «если буду жив». Лиля переняла это словечко и с тех пор то и дело ввинчивала его в письмах.

Сидя в провинции, Лиля надеется, что ее Виталия всё-таки переведут в центр, да и сам он в своих кругах сокрушался, что Ворошилов, вечный простоватый враг передового Тухачевского, то и дело задвигает подальше самых лучших. Лилина тоска по Ослиту растет:

«Я поссорилась с телефонной барышней — просила ее дать мне другой провод, а она мне нагрубила, а я пожаловалась Виталию, а он пожаловался на нее на станцию, но от этого было слышно ничуть не лучше, и я тогда просто заплакала и плакала минут 15! Морда у меня распухла, я намазала ее густо мазелином (так. — А. Г.) и пишу тебе письмо»[441].

Она учит Примакова немецкому и по обычаю подробно отчитывается Осику о походах в зоопарк и обо всех увиденных животных.

Кстати, с квартирой, которую им пробивал Маяковский, вышла небольшая осечка: заселиться в Камергерский переулок им (в отличие от счастливчиков Светлова, Асеева и прочих) так и не удалось — зато им дали квартиру в Спасопесковском, на Арбате. Лиля сообщила Осипу:

«Чудеса в виде свободных квартир бывают в тех случаях, когда владельцев этих квартир арестовывают, и я слышала, что Тарасов-Родионов (деятель РАПП. — А. Г.) по захвату таких квартир большой спец»[442].

Пока Лиля ездила на Уралмаш, лечила нервы, каталась с Примаковым на пароходе по Каме, ездила в Казань на маневры и смотрела там учения и газовую тревогу, Осип перевез все вещи в новую квартиру. В июле там появляется и Лиля. Заказали для двери две таблички: «Брик» и «Примаков». Наконец что-то сдвинулось в издательских делах: были сданы в набор и первый том собрания сочинений Маяковского, и альбом его рисунков и плакатов. Но когда все снова разъехались — Лиля в Свердловск, Осип с Женей — на Иссык-Куль к Абдрахманову, в их отсутствие вдруг началась квартирная схватка.

Их новая квартира располагалась на втором этаже, а на пятом поселился нарком иностранных дел Георгий Чичерин. Дом был новый, без лифта, и Чичерин затеял рокировку: Бриков с Примаковым ссылали наверх, а его спускали на их место. Лиля в тревоге раззвонилась во все колокола, Примаков слал молнии Чичерину, Тухачевскому, военному прокурору, жилтовариществу — всё бесполезно. Чичерин упирал на то, что ему гарантировали квартиру на втором этаже, а на пятом он жить не собирается. Дело так и не уладилось добром, поэтому решали через Нарсуд. В итоге девять рабочих в присутствии прокурора, судебного исполнителя, понятых и ответчиков Катаняна и Гринкруга перетащили все их вещи на несколько этажей выше, да так аккуратно, что не придерешься. «Виталий ужасно возмущен переселением и состоит в оживленной переписке с московским военным прокурором»[443], — делилась Лиля с Осипом. Так же, дистанционно, Лиля продолжает дирижировать ремонтом московской квартиры: приказывает выбелить двери, окна и ванную масляной краской. Хотя, казалось бы, к чему такая спешка, ведь еще оставалась надежда отвоевать жилплощадь на втором этаже.