Лиля Брик. Жизнь

«Как странно, что уже через сорок лет можно выдумывать такой вздор. Что же будет через сто?» — говорила Анна Ахматова по поводу одного прочитанного ею воспоминания. По-моему, это суждение глубокоуважаемого поэта можно применить к вышеприведенному пересказу об оценке воспоминаний Лили Брик.

Лиля Юрьевна и Роман Якобсон знали друг друга с далекого детства, дружили еще их матери. Лиля была старше его, а с Эльзой они были одногодки. Родители Якобсона вечно попрекали мальчика, что Лиля в его возрасте лучше писала сочинения, чем он. Он бесился и ненавидел ее, а когда уже взрослый рассказал ей об этом, она засмеялась: «Учитель был влюблен в меня и помогал писать».

Якобсон долго был влюблен в Эльзу, делал ей предложение, но получил отказ, что не мешало им до конца дней оставаться в очень хороших отношениях. Как-то был такой случай: к Якобсону приехала на пять дней погостить знакомая барышня, но через день уехала. «Что так скоро?» — спросила Лиля. Он ответил: «Нельзя же пять суток непрерывно целоваться». — «А ты бы разговаривал». — «Ах, Лиля, ты же знаешь, что разговаривать мне интересно только с тобой и с Эльзой!»

Роман Осипович появился в доме ЛЮ в Петербурге еще в 1917 году, и они все дружили — Брики, Маяковский и Якобсон, у них было много общих литературных интересов. Они надолго расстались после отъезда Якобсона за границу, мельком встретились в Германии, но по- настоящему увиделись в Москве лишь в 1957 году. С тех пор они с Л Ю и Василием Абгаровичем Катаняном встречались в Москве, во время приездов Якобсон каждый раз бывал у них, они подолгу беседовали, вспоминали. Вели большую переписку, посылали друг другу книги, фотографии. Якобсон много писал о Маяковском и Брике и оставил воспоминания, где достаточно сплетен. Недавно мне попалось его письмо 1922 года, где он пишет: «Лиля называет меня сплетником». Судя по воспоминаниям, правильно называла.

Я уже писал, что у Лили Юрьевны была одна из первых моделей магнитофона в Москве — так сохранилась запись беседы Романа Якобсона с ЛЮ в его первый приезд.

«— Ты давно знала Михаила Кузмина?

Еще при царе Горохе. Познакомил нас Маяковский, Кузмин страшно любил Володю, одно время был под большим его влиянием. И Маяковский любил его стихи и любил его самого. Он был блестящий собеседник, нам казалось, что характером он похож на Пушкина. Он был очень интересный человек, и мы часто встречались. Он играл нам на рояле свои песенки — «Дитя, не тянись ты весною за розой» (напевает). Кузмин подарил мне свою рукопись «Вторник Мери», кажется, драма в стихах. Я отдала ее в ЦГАЛИ.

Наверно, не напечатана, я никогда не читал. А книжку «Двое» ты видела?

Еще бы. Там напечатано стихотворение с посвящением мне. Это номерные экземпляры, и на моем он сам проставил цифру. Я выздоравливала после болезни, и у нас была молоденькая домработница, которую он встретил во дворе и расспрашивал обо мне. Так появилось это стихотворение, а другое стихотворение посвящено новорожденной дочке Пронина. Было это в начале революции, мы жили на Жуковской, теперь улица Маяковского, — ты помнишь нашу квартиру?

Там было много комнат и стоял рояль. И висел самодельный плакат со стихами про какой-то диван…

Мы из Петрограда поехали в Москву, а в нашей квартире поселился Шкловский, среди наших вещей и книг. Там была полка, куда мы ставили футуристические книги. Они все погибли в числе других. Шкловский пустил в квартиру солдат, они топили печи книгами. Было холодно.

Помню, как я однажды сказал: «Лиля, ты не думаешь, что если вымыть Кузмина, почистить его, то получился бы царедворец Людовика Четырнадцатого?» А ты ответила: «Рома, неужели ты полагаешь, что царедворцы Людовика были мытые?»

Помолчали. Затем Якобсон:

«— Кузмин мне говорил, что собирается написать рассказ: я всегда в рассказах изображаю живых людей, но я их комбинирую. На сей раз я вас скомбинирую с Вербицкой! Можешь себе представить?

Только в страшном сне. А Кузмина много издавали в свое время. Стихи последнего периода были хорошие, но их почти не печатали.

Он был очень музыкальный.

Он же у Римского учился. Окончил консерваторию.

А ты помнишь, Лиля, эти его стихи, которые он напевал:

Я лилия пониклая,

Бледна и анемична,

Быть девой так привыкла я,

Что даже неприлично.

Взгляну на тело белое —

Туманится рассудок,

Вчера всю ночь глядела я На грядку незабудок.

И сводит, словно клейстером,

Мою младую душу,

И девство лишь с танцмейстером Я, может быть, нарушу…

Я никогда не видел этого в печати, только слышал от него.

Как ты все помнишь? Я помню лишь строки про грядку незабудок…» На этом запись обрывается, так как стали смотреть телевизор.

Несколько писем Романа Осиповича говорят об их отношениях с Лилей Юрьевной больше, чем его воспоминания, напечатанные в книге Бенгта Янгфельда «Будетлянин».

«25 X 58,