Лилии полевые. Покрывало святой Вероники

И тотчас раб обернулся к Фаустине, но вдруг отскочил от нее, пораженный, и не смог более произнести ни одного слова. Он не узнал гордой матроны, которая за миг до этого выглядела такой могучей, что казалось, что она доживет до лет Сибиллы7. В это мгновение она поддалась бессильной старческой дряхлости и раб видел перед собой не гордую матрону, а согбенную старуху с померкшим взглядом и беспомощно трясущимися руками. Несмотря на то, что Фаустина была предупреждена, что больной император ужасно изменился, все же она ни одной минуты не переставала представлять его себе крепким человеком, каким он был, когда она видела его в последний раз. Она слышала от кого-то, что болезнь, поразившая Тиверия, изменяет человека медленно и что нужны целые годы, чтобы она изуродовала человека до неузнаваемости. Но здесь болезнь пошла вперед с такой силой, что обезобразила цезаря за довольно короткое время. Спотыкаясь, добрела Фаустина до императора. Она не в силах была говорить и молча плакала, стоя возле Тиверия.

– Ты пришла наконец, Фаустина, – промолвил он, не открывая глаз. – Я давно лежу тут, и мне все чудится, будто ты стоишь рядом и плачешь обо мне; и я не решаюсь взглянуть на тебя лишь из боязни, что это только обман моего больного воображения.

Тогда старуха рухнула около Тиверия, с нежностью приподняла его голову и, обхватив ее обеими руками, спрятала на своей груди. Но император продолжал тихо лежать и даже не взглянул на Фаустину; чувство тихого умиротворения наполнило его, и он тотчас погрузился в спокойный сон…

Спустя несколько недель один из рабов императора шел по направлению к хижине в Сабинских горах. Наступал вечер, и виноградарь с женой стояли в дверях и глядели на заходящее на далеком западе солнце. Раб свернул с дороги, подошел к хижине и приветствовал их. Затем он вытащил небольшой, но тяжелый мешок, спрятанный за поясом, и вложил его в руку виноградаря.

– Это шлет тебе кормилица императора Фаустина, старая женщина, к которой вы были так добры, – сказал раб. – Она велела мне сказать тебе, чтобы ты купил на эти деньги виноградник и построил себе жилище не так высоко в горах, как твое орлиное гнездо.

– Значит, старая Фаустина еще жива? – спросил виноградарь. – Мы искали ее во всех обрывах и болотах, когда она однажды не вернулась. Я думал, она погибла в какой-то пропасти или заблудилась в горах.

– Помнишь, – сказала жена виноградарю, – я все не хотела верить, что она умерла? Разве я не говорила тебе, что она вернулась к императору?

– Да, – подтвердил виноградарь, – ты действительно говорила это, и я радуюсь, что ты была права. Радуюсь не только тому, что Фаустина снова стала богатой и может спасти нас от бедности, но также – за бедного императора.

Раб хотел тотчас же уйти, чтобы засветло добраться до жилых мест, но муж и жена не отпустили его.

– Ты должен остаться у нас до утра, – говорили они, – мы не можем отпустить тебя раньше, чем ты расскажешь все, что испытала Фаустина. Почему вернулась она к императору? Какова была их встреча? Счастлива ли она теперь, что снова вместе с ним?

Раб уступил их просьбам. Он пошел вместе с ними в хижину и за ужином рассказал им о болезни Тиверия и о возвращении Фаустины. По окончании рассказа он увидел, что муж и жена сидят неподвижно, словно чем-то пораженные. Взоры их были опущены, как будто они желали скрыть волнение, овладевшее ими. Наконец виноградарь поднял глаза и, обращаясь к жене, сказал:

– Не думаешь ли ты, что это перст Божий?

– Да! – ответила она. – Наверное, именно ради этого Господь послал нас через море в эту хижину. Наверное, это Он подсказал старой кормилице постучаться в двери нашей хижины.

Едва она произнесла эти слова, как виноградарь снова обратился к рабу:

– Друг мой, – сказал он, – ты должен передать Фаустине мое поручение; скажи ей это слово в слово: «Вот что сообщает тебе твой друг виноградарь из Сабинских гор. Ты видела мою жену; не показалась ли она тебе цветущей здоровьем и красотой? И тем не менее эта молодая женщина раньше страдала той же болезнью, которая теперь поразила Тиверия».

Раб выразил удивление, но виноградарь продолжал все решительнее:

– Если Фаустина не захочет поверить моим словам, то скажи ей, что моя жена и я происходим родом из Палестины. В Азии, где эта болезнь встречается часто, существует закон, по которому прокаженные изгоняются из городов и деревень и должны жить в заброшенных местах или искать для себя убежища около гробниц и на горных утесах. Скажи Фаустине, что моя жена происходит от больных родителей и родилась в скалистой пещере. И пока она была ребенком, то была здорова, а когда стала взрослой девушкой, у нее появилась та самая болезнь, поразившая императора.

При этих словах виноградаря раб, смеясь, покачал головой и сказал ему:

– Так ты хочешь, чтобы Фаустина поверила тебе? Но как? Она ведь видела твою жену цветущей и здоровой. А ведь от этой болезни не существует никаких средств.

Однако виноградарь настаивал: