Людей здесь было предостаточно (несмотря на то, что вечеринка, по словам Вероники, для своих), но его невозможно было не заметить. Видимо, в тот момент, когда мы заходили и осматривались, он скрывался за книжными полками, а теперь сразу направился к нам.
– Добрый день, леди.
Мы тоже поздоровались, я же присовокупила язвительно:
– Мне сказали, это частная тусовка.
– Нет таких мест, куда мне закрыт доступ.
– Но как ты вообще узнал о мероприятии?
– У меня везде есть уши, – скромно улыбнулся он и предложил нам устроиться за столом. Оказалось, он занял нам два места рядом с собой, будучи уверенным, что мы обязательно придем. Поразительный человек!
– Но откуда вы все-таки знали, что нас пригласят? – продолжая удивляться вместе со мной, допытывалась Юлька.
– У вас же большая дружба с капитаном, – пожал он плечами, я заприметила в реплике сарказм, но не стала вступать в полемический бой.
Всего в помещении было человек двадцать, треть из них – матросы в своей выделяющейся синей спецодежде. Несколько молодых женщин – либо из обслуживающей фирмы, либо из числа пассажиров, – приглашенных, скорее всего, самими матросами в качестве спутниц. Остальные – люди в возрасте. Знакомых лиц было мало.
Вероника сидела во главе стола вместе с «новорожденным». Я пригляделась к паре. Сколько ему лет? Итак, мы имеем юбилей, значит… что? Двадцать пять? Двадцать? А может, тридцать? Когда встречаешь человека с азиатской внешностью, тяжело рассуждать о возрасте.
Вероника полезла в карман, достала какую-то коробочку, перевязанную бантиком, и протянула ему, сопроводив поцелуем.
– Боже! – спохватилась Юлька, видевшая эту сцену. – Мы забыли про подарок!
– Поздно. Теперь ничего не изменишь. Не уходить же из-за этого.
– Но мы не можем есть, коли ничего не принесли! Это невежливо.
Громов едва не подавился водой, которую по неведомой причине пил сегодня вместо алкоголя, и строго изрек:
– Юлия, вы ничего никому не должны. Поверь мне, за трапезу платит капитан.
– С чего вы взяли?
– Откуда деньги у матроса? Посмотри на него – сама поймешь.
– И все равно. Мы должны что-то придумать… Кать, побежали в сувенирную лавку!
Я сморщилась от этой перспективы.
– Юль, не сходи с ума! Хочешь подарить ему сто двадцатую бутылочку с корабликом внутри? Прикинь, сколько их у него. И вообще, у него и так вся жизнь здесь проходит, на настоящем судне.
– А вот и не вся, – сказал кто-то поблизости, и мы подняли глаза.
С другой стороны стола стоял капитан и ласково на нас с подругой поглядывал. Ему же нельзя пить, чего он такой добренький?
Выяснилось, что он поднялся, дабы произнести первый тост, а мы настолько углубились в беседу, что не заметили, как веселье приобрело организованный характер. Все уже расселись по местам, стоял только бывший поклонник моей матери.
– Хочу поднять свой бокал… минеральной воды, – многие хихикнули, – за этого молодого и талантливого человека, который прошел огонь, воду и медные трубы, до того как попал сюда, в наш дружный коллектив. Он идет с нами в третий рейс, но уже хорошо вписывается в команду. Я думаю, так считают все собравшиеся, не только я. – «Да-да!» – поддержали капитана ликующие матросы. – За Чайлина!
– Как патетично, – фыркнул мне в ухо Владлен, поднимая свою воду. Хорошо, что никто его не слышал.
– Когда случилось первое происшествие на теплоходе? – шепотом задала вопрос недремлющая Юлька, за что ей огромный плюс. А я вот, как увидела Громова, так… Нет, ну почему, он ведь подозреваемый! Следовательно, я тоже провожу расследование, когда с ним общаюсь!
– Сразу после перепланировки судна. Это четвертый рейс. Не сходится.
– М-да, – нахмурилась подружка.
Видимо, она рассуждала так же, как я, когда узнала про все эти смерти. Я тоже первым делом подозревала экипаж. Но капитан почему-то во всех стопроцентно уверен. Что это? Командный дух? Стоит ли доверять его мнению? Он просто любит своих людей и не может быть объективным. А вот нам придется. На кону стоят жизни всех обитателей нижней палубы, прежде всего – Никиты.
Через некоторое время поднялся и юбиляр.
– Первый ответный тост хочу произнести за Вадима Михайловича, который для меня как отец. – Ника пискнула что-то неразборчивое, кореец наклонился к ней и громко, чтобы все слышали, сказал: – Прости, родная, первым делом самолеты, а девушки – потом.
Все засмеялись, а я посмотрела налево. Наши глаза встретились, и Громов мне подмигнул: да, мол, мы все такие. Романтику придумали женщины и исключительно для женщин.
Чайлин тем временем продолжал: