— Не для тебя, дрянь, место освобождала! — шипела Вильдия с перекошенным от гнева выбеленным лицом и горящими от ненависти глазами. — Сдохни!
Отчаянно, до хрипоты лаял Жуж. Жесткий корсет свадебного платья мешал. Я изо всех сил боролась, но Вильдия гибкой змеей извернулась и перехватила меня за шею.
Я закричала, но поздно: из горла вырвался лишь приглушенный хрип.
Из-за шлейфа я не могла упереться ногами, все время скользила. Уже в глазах потемнело, когда Вильдия злобно зарычала…
Неожиданно ее хватка ослабла, и, спасаясь, я из последних сил оттолкнула ее от себя.
А она, запутавшись в своей юбке, по инерции пролетела назад, снесла большой витраж и пропала из виду. Но я видела мелькнувшее тельце Жужа, тоже улетевшего вниз…
Когда прибежали Ильнора и слуги, я стояла у разбитого окна и рыдала.
— Жуж! Жуж там…
Бедная графиня, обожавшая питомца, все же бросилась ко мне. Крепко обняла меня. А я, схватив ее за руку, бежала вниз…
К счастью, мой маленький, вредный спаситель остался живым, но примчавшийся от Веспверков Кратье наложил ему на лапку шину.
Церемонию пришлось отложить, потому что свадебный наряд испорчен, мое лицо исцарапано, да и смерть перед венчанием мерзавки Вильдии — слишком дурная примета.
Наверно, у Освальда и впрямь ко мне настоящие чувства, если он не отказался от намерения жениться. Только я боялась.
— Освальд, а что, если я приношу несчастье? Не просто же так меня пытались два раза похитить, отравить и убить… — не знак ли это, что я не на своем месте? — Давай еще немного подождем, и ты хорошенько подумаешь — жениться ли на таком бедствии, как я?
— Это моя вина, я ведь должен был догадаться, что это Вильдия! Но доказательства её вины никак не находились.
— И все же подумай!
Он вздыхал, терпеливо соглашался и делал предложения вновь и вновь. Но мне уже начали сниться кошмары, в которых настоящая Фина требовала освободить ее тело.
Я спала, когда примчался курьер и сообщил, что у Вейре приступ.
Собираясь, я металась по дому, не зная за что хвататься. Да я готова была в ночной сорочке мчаться к Веспверкам.
Приехала к ним напуганная до одури и еще на крыльце почувствовала, что приступ серьезный: слуги стараются не попадаться на глаза; неестественная тишина, царившая в доме, давит…
В комнате лежал красный, с мокрыми разметанными по лбу прядями Вейре, а над ним склонились бледный Освальд и серьезный Кратье.
Я бросилась к малышу и упала на колени.
— Неужели совсем ничего нельзя сделать?! У Вейре же давно не было приступов!
— Мы не знаем, что это, — угрюмо сообщил Эвиль.
В комнате необычайно душно, а Вейре лежит, накрытый теплыми одеялами по горло, и дрожит.
— Но как же так?! — коснулась его мокрого, разгоряченного лба и спохватилась: — Охлаждающие компрессы!
— Не рекомендую, — заупрямился Эвиль.
— Почему? У него же жар! Это опасно! — я заметалась по детской в поисках емкости, куда можно налить воды из графина, стоявшего на столе. Не мешкая достала платок из сумочки, смочила и, не слушая возмущения Освальда и Эвиля, принялась обтирать лицо Вейре.
— Если я умру, обещайте, что вы не оставите папу? — прошептал малыш пересохшими, потрескавшимися губами.
Я похолодела от ужаса.
— Обещаете? — просипел он еще тише и жалобнее.
— С тобой ничего не…
— Обещаете?
— Да, Вейре! — прошептала я.
Он шумно выдохнул и замер.
Я поседела за мгновения, пока Эвиль проверял его пульс.
Меня успокоили, что малыш уснул целительным сном, даже клятвенно заверили, что все должно обойтись. Находясь на грани истерики, я разрыдалась. Поднесла к глазами мокрый платок и заметила, что он из белого почему-то стал розоватым…
Поморгала: не показалось ли? Но с другого краю он был еще алее. Зато жуткая краснота Вейре как будто бы стала пятнистой…
Я схватила платок и осторожно потерла его щеку. Краска осталась на платке…
— Какого демона?! — подняла глаза на Освальда. И тут он закатил глаза, театрально рухнул к моим ногам и замер, раскинувшись зведочкой на ковре.
— Эвиль?! — тут и Эвиль схватился за сердце и рухнул на пол.
— Вейре?! — грозно окликнула я.
Он приоткрыл глазик и тихо-тихо прошептал:
— Но вы ведь не нарушите обещание?
У меня закружилась голова от счастья, злости, облегчения! И теперь уже я чуть не упала в обморок.
— Корфина! Баронесса! Корфина! — на три лада звали меня горе-комедианты, обмахивая и обтирая лицо мокрым платком.
— Как вы могли?! — возмущалась я, гневно оглядывая их. — Вы напугали меня! Я поседела! Я думала… Думала, что… — Вейре склонил голову и, пождав губы, казавшиеся бледными на не до конца отмытом от краски лице, молчал. — Я… думала, что… — У меня не было слов.
— Я просто хотел, чтобы вы стали моей мамой.
И что тут скажешь?
— Обещай, что больше никогда так не сделаешь! — строго потребовала от малыша.
— Обещаю.
— А вы-то как додумались? — повернулась к двум его притихшим подельникам.
— Это я придумал, — повинился Вейре. — Но доктор Кратье сразу понял, что это понарошку. А потом…
— Потом мы решили помочь Вейре, — признался Эвиль.
— Все-таки веская причина — Вейре хочет маму, — Освальд смотрел самыми честными глазами.