Лилия Лукина- Если нам судьба...

Мой внутренний голос начал ворочаться, просыпаясь, зевнул и сказал голосом Егорова: «Дура, куда ты лезешь?», но я на него цыкнула, чтобы не мешал, и он обиженно замолчал.

— Леночка,— почти простонал Власов,— да если вы мне сможете это сделать, то... Я вас, хотите, на Канары, хотите, на Гавайи отправлю. А, может быть, в Париж? Сейчас, конечно, поздновато. Каштаны уже отцвели, да и сирень тоже. Но ведь Париж — всегда Париж, в любое время года. Только постарайтесь, вы же сможете, я знаю...

— Хорошо. Я попробую постараться. А вы позвоните мне, когда соберетесь приехать — вам же нужно будет гостиницу заказать, да и встретить надо.

Я заварила себе кофе — ну что делать, если я без него думать не могу, закурила и попробовала устроиться в кресле, но мне не сиделось на месте, и я стала вышагивать по комнате от окна к двери, а Васька, устроившись корабликом на спинке дивана, следил глазами за моими метаниями. Наконец, я не выдержала:

— Василис, вот объясни мне, пожалуйста, а какого я, собственно говоря, ангела снова влезла в это дело? Ведь решила же для себя, что все, хватит. Еще неизвестно, как Матвей посмотрит на то, что я сегодня в аэропорту вытворяла — уж в чем, в чем, а в том, что Панфилов ему все расскажет, я ни секунды не сомневаюсь. Да и машина моя на стоянке была. Если они за мной, как изящно выразился Матвей, «наблюдали», то номера мои им известны. Самое время, как теперь любят говорить, «свинтить» подальше, так нет же, меня опять на подвиги потянуло. Ну, чего молчишь?

А Васька в ответ на мои разглагольствования только щурил свои желто-зеленые глаза и сонно кивал головой, борясь с дремотой, которая его всегда одолевала после еды.

Хорошо хоть у меня ума хватило Мыколу не вызвонить на сегодняшний вечер, подумала я, а ведь собиралась, хотелось рассказать ему, чем дело закончилось. А то напел бы он мне знакомый медленный мотив.

Я вспомнила, как Николай орал на меня, что мне постоянно самоутверждаться надо, что мне хочется из любой схватки победителем выйти — прав он, конечно. Так, может быть, и сейчас мне это же самое чувство жить спокойно не дает? Матвея, нечего иллюзии строить, я не победила, меня просто пустили на время поиграть в их песочницу, позволили выполнить свою работу под их присмотром. И если бы я, упаси Боже, действительно стала серьезно мешать, то... Не хочется мне,на ночь глядя, думать о том, что могло бы произойти. Так, может быть, я тeпepь на Добрыниной собираюсь отыграться? Она не хочет, чтобы Власов с сыновьями встретился, а я — наоборот.

Чем же может его так привлекать Екатерина Петровна? Ведь ни кожи, ни рожи, а держит мертвой хваткой. Если он ей расскажет, что ему в Баратов до 6-го июня успеть надо, то не исключено, что она его еще и не отпустит. И, самое главное, что он ее послушается, как миленький. Он так хотел со своими сыновьями встретиться, а ради нее от этой затеи отказался, мечтает хотя бы внуков издалека снять. Хоть и неприятно это, но самой-то себе я могу признаться, что в этой женщине я разобраться пока так и не смогла.

Делать нечего, надо завтра же ехать к ее бабушке. Но если и она мне ничего существенного не скажет, то тогда я уж и не знаю, что делать. Власов завтра не приедет — пока он фотографии получит, пока Добрыниной покажет — он же без нее шагу ступить не может — а захочет позвонить, так сотовый у меня всегда с собой.

Расстелив карту Баратовской области, я стала смотреть, как мне лучше добраться до села Слободка Ивановского района. Наметив маршрут, я завела будильник и легла спать. Дорога мне предстояла неблизкая.

Как ни рано я встала, но выехать смогла только в семь часов. Ведь нужно было не только самой чего-нибудь перехватить на завтрак, но и Ваську покормить, и сварить ему рыбу, которую я, зная теперь его незаурядные способности, оставила в кастрюльке на тумбочке — съест, когда она остынет, а вечером я его покормлю. Так что до Слободки я добралась только к двенадцати часам и, оставив машину около церкви, пошла искать Евдокию Андреевну. Дом бабы Дуси, как ее здесь называли, мне показали сразу же. Довольно большой, сложенный из белого кирпича, он нарядно смотрелся на фоне обыкновенных деревенских изб. Интересно, зачем ей одной такие хоромы? Около него на аккуратных скамейках сидели люди и терпеливо чего-то ждали. Когда я подошла поближе, они встретили меня враждебно:

— Очередь здесь, запишись и приезжай, когда назначит. Мы сами не одну неделю ждем, чтоб к ней попасть. Ишь ты, вырядилась и думает, что ей все можно... — неслось со всех сторон.

— Послушайте,— не выдержала я.— Я ничего не понимаю. Я к Евдокии Андреевне по делу...

— А мы, что же, по-твоему, ради удовольствия? Я сюда из Рязани второй раз приезжаю: первый раз, чтобы записаться, а сейчас — на прием. У меня, может, последняя надежда на бабу Дусю осталась... — заплакала какая-то женщина.

— Да объясните мне, что происходит,— растерялась я, нечасто со мной такое случается.— Какой прием? Какая запись?