- Во всем, всегда, Ники. Я готов признать вину за все, что случилось, и заслужил твой каждый упрек. Можешь ругать меня, можешь унижать и пинать ногами. Можешь сделать все, что угодно. Я все это заслужил, - я опустился перед неё на колени и уткнулся лицом в её живот.
Ники затрясло, и она, издав мучительный стон, вдруг словно обмякла, обхватывая мою голову и приваливаясь ко мне всем весом. Рыдания, глухие и невыносимо горькие, сотрясали её тело и выворачивали меня наизнанку.
Я подхватил её, как ребенка, и усадил на свои колени. Мы сидели так, покачиваясь, пока она не затихли, совершенно обессилив.
- Я хочу помыться, - пробормотала она.
Я отнес её в душ и хотел помочь ей.
- Я сама! - резко сказала она, даже не глядя мне в лицо.
Ну, конечно. На что я рассчитывал? Что она позволит мне прикасаться к своему телу?
Я ушёл вниз, и меня встретил обеспокоенный взгляд Миши.
- Как она? - спросил он.
- Ругала меня. Винила во всем. Плакала. Теперь моется.
- А чего ты ожидал? Что она тебе в объятия бросится?
- Вовсе нет. Я полностью признаю во всем свою вину.
- Да неужели? - ехидно ощерился Миша.
- Пошел ты, человек!
- Ты не должен давить на неё.
- Я знаю, - долбаная фраза дня!
- Ты не можешь ожидать, что она быстро простит тебя.
- Я знаю.
- И ты должен отпустить её, если она захочет уйти. Ей может понадобиться побыть вдали от тебя.
- Я знаю, гребаный ты женский психолог! Знаю! Но не уверен, что смогу отпустить!
В этот момент появилась Ники. На ней была моя футболка, доходившая ей до середины бедра.
- Я хочу есть, - сказала она, и мы с Мишей чуть не сшибли друг друга, метнувшись к холодильнику.
Наглый мальчишка! Это мой дом и мой холодильник! И это моё право кормить её!
Ники ела молча, не поднимая глаз от тарелки. Потом выпрямилась и сказала:
- Я могу вернуться домой?
Домой. Раньше она так говорила о моем доме. Нашем доме. Больно. Миша уставился на меня.
- Можешь, Ники, – я говорю это, и у меня такое чувство, что слова расплавленным свинцом льются по моему горлу. - Только не так сразу. Нужно несколько дней на то, чтобы Локи уладил все и подчистил все концы.
- Ладно, - кивает она. - Я могу спать на диване, если ты не против. Или переехать в гостиницу.
- Нет! – рявкнул я, не выдержав, и тут же прикусил язык. – Тебе будет безопасней в моем доме. А я посплю на диване.
Миша фыркает и смотрит на нас, озадаченно покусывая губу.
Следующие дни проходили почти одинаково. Мы находились в одном доме, ели за одним столом, дышали одним воздухом, но Ники почти со мной не говорила и явно старалась пересекаться настолько редко, как только возможно. Зато Миша торчал у нас каждую свободную минуту, и я, подкрадываясь, как вор, к дверям собственной спальни, слушал, как они тихо говорили. Иногда Ники опять начинала плакать, и Миша успокаивал её, монотонно что-то нашептывая, как ребенку.
И конечно меня жрала зависть и ревность. Почему он, а не я? Почему она ему все рассказывает, а со мной вообще не говорит?
Поймав Мишу в очередной раз, когда он выходил из моего дома, я спросил без прелюдий:
- Почему она говорит с тобой, но не со мной?
- А сам как думаешь? – нахмурился он.
- Я уже задолбался думать! Хочу просто получить ответы.
- Да уж, ты просто Мистер Интеллект!
- Человек! - зарычал я, теряя терпение.
- Ладно, не рычи. Я ей друг, понимаешь? Со мной она может говорить о том, что с ней там происходило!
- А со мной почему нет?
- Вот ты тугой, блин! Потому что ты мужчина, с которым она была близка, и ей тупо стыдно, что ты можешь узнать все те ужасные вещи, что с ней творил этот монстр. А держать это в себе сил нет!
- Но почему мне-то она рассказать не может?
Миша закатил глаза и тяжко выдохнул.
- Потому что любит она тебя, тупая ты кошачья задница! И она не слепая и видит, что с тобой творят мысли о том, что ей пришлось перенести! И как бы она на тебя ни злилась, добавлять тебе боли она не хочет!
- Но что же мне делать? – похоже, я дошёл до ручки.
- А вот это вопрос не ко мне! – и он ушёл.
На следующий день у Ники начался цикл. Я и до этого мучился от неутоленного желания, но теперь это стало просто невыносимо! Находиться вдали от неё, когда весь воздух в доме был наполнен этим пьянящим, самым сладким в мире ароматом было непереносимо. Я больше не мог держаться на расстоянии. Мой зверь лютовал, раздирая меня в кровь и требуя обладания ею.
Не выдержав этой пытки, я решил свалить в бар, чтобы совсем не рехнуться и не наброситься на неё, поддавшись требованию своего измотанного желанием тела и вымогательству зверя.
Но когда открылись автоматические двери подземного гаража, Ники стояла в проходе и смотрела на меня.
- Ты куда? - резко спросила она.
- В бар, - мой голос скрипел, как у столетнего старика.
- Что, поедешь опять развлекаться со своими шлюшками, не можешь удержаться? - сжала она свои кулачки.
Злость сорвала меня с байка и толкнула к ней. Схватив её, я прижал Ники к себе и приподнял, чтобы её глаза были напротив моих.