Лилит

На его долю всегда приходился больший контакт с жителями других миров и более пристальное проникновение в их жизнь. Его товарищи занимались энергетикой, математическим анализом силовых полей. Они налаживали обмен информацией с учеными и инженерами - язык цифр был поистине вездесущ! А Безымянный изучал разницу биогеносфер, этнографию и особенности развития интеллекта. Или же занимался раскопками на безжизненных планетах.

В глубине души он все больше переставал чувствовать себя только сыном Лаолы-Лиал. Перед ним распускалось звездное дерево Вселенной: из эры дымящихся океанов на раскаленном ложе магмы он переходил в тихие, мертвые миры из пористой пемзы. Жизнь раскрывалась в самых неожиданных проявлениях от коллоидно-кислородной структуры до не познанной еще никем из себе подобных - кристаллической. И затем - скорее угадывались! - формы в виде энергетических шаров, силовых сгустков.

Но все это лишь в одной половине бесконечности! Вторая - таинственные антимиры - оставалась пока скрытой.

...О ненасытная душа! Перескочив бездну времен, создав свое собственное время, победив пространство, добьешься ли ты наконец того абсолютного знания, о котором мечтали алхимики и философы? Неужели ты всемогущ, мозгоподобный?!

Внешне Элиль не была похожа на Лихэ, как отличались и сами их планеты. Безымянный не сразу научился понимать, что Элиль прекрасна.

Она была дочерью нескольких звездных рас. После космической катастрофы, которая и привлекла обеспокоенное внимание других обитателей галактики Равноденствия, оскудевшее человечество охотно роднилось с пришельцами. Новые токи вливались в жилы покорителей воды. Менялся их облик, расширялась способность воспринимать новое. Культура шла дорогой внутреннего обогащения.

Безымянного в Элиль привлекали особая музыкальность линий и черт, - она двигалась, говорила, как другие поют. Над анализом преобладала фантазия: она и ее соплеменники жили в вымыслах так же свободно, как лаолитяне среди цифр. Это покоряло и обезоруживало; впервые мечта - гонимое и осмеянное дитя разума - нашла себе отечество. Безымянный, который некогда так тщательно прятал порывы нежности от зорких безжалостных глаз Лихэ, рядом с Элиль ужасался собственной черствости. Словно половина манящего мира Зеленой Чаши оставалась для него скрытой. Он различал тени, контуры чувств... и все расплывалось.

Элиль была терпелива. В теплые звездные ночи, которые были не черными, как глухой космос, а живыми, теплящимися - отражение созвездий населяло, подобно страдным рыбам, глубину вод, а бриллиантовая роса галактик освещала лила, - в эти ночи голос Элиль передавал ему историю планеты.

Он плохо видел ее черты: только стройный осеребренный лоб да полет глаз, почти собачьих в своем проникновении и преданности. Ведь в его родной галактике, кроме Лаолы-Лиал, не было ни одной населенной планеты, и лаолитяне долго придерживались взгляда, что разумная жизнь - величайшее чудо, дарованное им одним. Они невольно выделяли в космосе противоборствующие силы.

Элиль, напротив, была полна доброжелательства. Глаза ее с пристальной лаской вглядывались в окружающее. Она не считала разум привилегией их одних.

- Почему тебе кажется, - говорила она, - что мир состоит из бессознательных атомов и лишь твоя мысль кладет всему начало? Пока мы дошли до идеи винта, цветы уже обладали таким приспособлением. Их семена в легких спиралях готовились к длительным путешествиям. А как героически, самозабвенно открываются подводные растения, чтоб оплодотворить открытую чашечку на длинном стебле, уже поджидающую их на поверхности!

- Такая "мудрость" принадлежит виду в целом, - с досадой возражал Безымянный. - Только случайно природа достигает цели: она побеждает множеством.

- Конечно, - ласково соглашалась Элиль. - Но мозгоподобные не соперники, а соревнователи природы!

Да, вот чего в ней не было - властности! Только самоотданность. Доброта, которая давно перестала быть суровой. Целая цепь поколений нянчила свою больную планету и понемногу оживила ее. Внутренним законом каждого стало уважение к любому проявлению жизни.

Безымянный со стыдом ощущал, что они - обитатели мудрой планеты фиолетовой зоны, - уйдя бесконечно далеко в познании мира, расчленив его на вес и число, отвергнув всякую власть чуда над своим сознанием, вместе с тем обеднили и запустили собственный вертоград.

- Закрой глаза и разум угаси, - нараспев читала Элиль старое заклинание. - Я обращаюсь только к подсознанию. К ночному "я", что правит нашим телом. Творит не воля, а воображение. Весь мир таков, каким он создан нами. Достаточно сказать себе, что это совсем легко, - и ты без напряжения создашь миры и с места сдвинешь горы...

Он слушал ее голос, как внимают древним рунам, которые были похоронены на дне сознания, а теперь всплывали, всплывали... И он уже узнает их в лицо.