Лилит

Старейшины племени с беспокойством следили за разгоревшейся борьбой: ожесточившись, можно нанести серьезное повреждение. Правда, это ведь был первый праздник с тех пор, как они вышли из леса! Перед ними лежали теперь степи и цепь холмов, откуда всегда можно оглядеться, легко отыскать добычу, составить ясное представление о местности. Стойбище разбили на опушке; их овевал здоровый воздух предгорий, а рядом, в оставленных лесах - болотистые озера в изобилии снабжали съедобными клубнями; коренья неизвестных степных трав употреблялись пока с осторожностью.

Как же было не отпраздновать долгожданный исход из леса вместе с совершеннолетием такой девушки, как Лилит? И старейшины, не вмешиваясь, одобрительно кивали головами, гордясь женщинами Табунды, которых можно заполучить лишь с таким трудом.

По условиям игры мужчины не должны наносить ответных ударов; они могли пробиться только тяжестью тела.

Женщины заметили целеустремленность Вышедшего Из Леса - и стена их сплотилась еще крепче. Его собственная жена с попеременными криками ревности и жалости наносила ему удары. Ей смутно припомнилось, что ее самое он не добивался с такой ожесточенностью. И все-таки она была возбуждена и весела, как и остальные: исполнялся древний обряд - новая женщина вступала в племя.

Одама вскоре оттеснили от центра борьбы. Соперник неумолимо, словно таран, вновь и вновь бросался под удары, разрывая вереницу защитниц шалаша. Уже и остальные невольно отступились, следя за единоборством. У Одама в изнеможении опустились руки. Но он стоял неподвижно ровно столько, чтоб на него перестали обращать внимание вовсе, и тогда отчаянным, молниеносным прыжком кинулся под ноги тем, кто стоял сбоку, разбивая себе грудь и лицо о выступившие на поверхности корни...

Раздался единодушный вопль растерянности и досады; его могли еще оттащить от самого отверстия шалаша, но старейшины видели, как Лилит протянула руку, - и ударили в барабан, возвещая, что обряд окончен.

А ведь и соперника отделяло от Лилит всего полшага! Он метнул на Одама темный холодный взгляд, полный ярости, но тотчас отвернулся с принужденным смехом. Жена, готовая все простить, положила руку на его кровоточащее плечо. Они вместе отошли прочь. Вскоре и голоса остальных отдалились. Солнце зашло, вспыхнули праздничные костры, готовилось обильное пиршество. До Одама и Лилит больше никому не было дела.

Некоторое время в шалаше слышалось только тяжелое прерывистое дыхание юноши: он видел нечто темное в углу, это была, конечно, Лилит. Но она не сделала движения к нему.

- Говори, - прошептал Одам, облизывая разбитые губы. - Когда я слышу твой голос издали, он пахнет, как ветвь с цветами. Если же ты обратишь его ко мне, он наполнится соком плодов.

Он заговорил так потому, что гортань его пересохла. Речь Одама была проста и предметна, как и сама мысль.

Лилит поняла и молча протянула выдолбленный сосуд. Одам надолго припал к нему. Глаза его привыкли к темноте, он уже различал смутное пятно лица и черные - черней самой ночи - волосы Лилит. После утоления жажды в нем вновь зашевелилась горестная мысль: ведь сегодняшняя ночь должна остаться единственной в их жизни! Уже следующее утро разведет их с Лилит навсегда. Любовь для Одама значила только одно: он спешил получить то, что хотел. Его ум оставался во многом животным умом, всецело следуя инстинктам, способность рассуждать еще только-только появлялась в нем. Он протянул руки к девушке, стремясь привлечь ее к себе. Но она отстранилась.

- У меня только одно сердце, - сказала она глухо. - Пусть и у тебя не будет двух.

А это означало: не лги, не скрывай, не притворяйся.

- Ты знаешь? - пробормотал Одам упавшим голосом.

- Да, - ответила Лилит.

И вдруг она зарыдала. Не так, как хнычут дети. Что-то похожее на яростный крик зверя было в ее плаче. Мимолетная радость предстоящей ночи отступила от Одама. Он почувствовал, что с потерей Лилит лишается всего. Мысли заметались с лихорадочной быстротой.

- Лилит! - воскликнул он, беря ее за руку. - Дух двоих сильней, чем одного!

Это была простая формула ободрения: ведь он еще не знал, как поступить. Но Лилит поняла его иначе.

- Да, дух двоих силен, - подтвердила она, и в темноте стало видно, как диковато вспыхнули ее глаза. - Когда мужчина и женщина хотят друг друга, их нельзя разлучить. Мы уйдем из племени.

Решение осенило Лилит внезапно. Но в тот же миг словно все затвердело внутри нее - так она сделалась непреклонна!

У Одама же вначале захватило дух от одной этой святотатственной мысли; разве он когда-нибудь слышал, чтоб бросали племя по своей воле? Человек Табунды от рождения принадлежит племени, живет и умирает по его законам. Но рядом с Лилит он ощутил в себе исполинское мужество: даже такую страшную жертву готов он принести своей приязни!

- Хаг, мы уйдем, - сдавленно повторил он.