Лилюли

Лилюли. Еще подсыпать могу!

Жано. Да что я баранье рагу?

Богиня Лопп'их (Общественное Мнение), до этого времени бесстрастная и неподвижная, вдруг делает резкий жест. Раздается вой сирены. Все подскакивают как ужаленные и с новым рвением накидываются на Жано и Гансо.

Все. Довольно болтовни! Вперед!

Пленные Мозги. Бей! Бей! Коли! Руби!

Лилюли(делает мелодичную руладу на горне; ласково). Ти-ри-ри-ри-ри!

Жано и Гансо совсем прижаты друг к другу — они уже стоят на самом краю пропасти.

Жано. Да вы очумели!.. Тут же один прыжок — и прощай голова!

Лилюли. Вот и хорошо. Один да один — будет два!

Все. Ну! Марш!

Лилюли. Как не стыдно, Жано! Фу! Баба!

Все. Прыгай! Прыгай! Жаба!

Гансо(толкает Жано, а тот толкает его). Слышишь? Тебя зовут! Иди!

Жано. Нет, сперва ты!

Схватываются и колотят друг друга.

Лилюли. Не будьте так вежливы! По этому пути можете и рядком пройти.

Жано и Гансо братски летят с моста.

Интеллигенты(расположившись, как два полухора, по обеим сторонам оврага, наклоняются и смотрят). Летят... Слетели...

Все вместе. О! какая эпическая картина! Катятся, катятся — вниз, кувырком, кувырком!.. Катящийся камень не обрастает мхом... Какое зрелище! Я весь отвагою пылаю!.. Ой, только не надо так близко к краю!.. Каков темп, а? Это обвал! Лавина! Я чувствую, героический пот холодит мне спину!.. Jn profundis[5]... Sic transit[6]... (Присвистнув.) Фью-ить! Ну вот и все! Доблестная кончина! (Выпрямляются. Напыщенно.) Но они живы в нас, в нашей памяти! Наша душа — их памятник! Розами сердца мы их осыплем! Ну, пойдем выпьем! О возлюбленная моя душа, о душа моя, как ты прекрасна! На чужих смертях, язвах, горбах, увечьях, на погибели человечьей ты собираешь свой сладкий мед! От начала веков люди рождались и умирали лишь для того, чтобы ты могла их воспеть!.. Помни же, черная кость, наш завет: мучайся, умирай, геройствуй, хоть тресни! Ибо все это нужно для моей песни! Счастливые смертные! Вы должны гордиться тем, что ваши страданья служат столь высоким предначертаньям!.. О моя душа, я тебя обожаю! С каждым днем ты все просветляешься, чистотой сияя! Воспари же, блаженная, на воскрылиях белых! Вознесись, вдохновенная, в райские пределы! (Меняя тон.) Ну-с, а теперь, когда мы сплавили, наконец, эти народы на корм Минотавру, пойдемте, господа, отдохнем на их лаврах! Прошу вас, поднимемся в Капитолий.

Лилюли. Тéга, тéга, гусята. В Капитолий слетайтесь!

Они. Поднимемся!

Боги. Поднимайтесь!

Героический марш. Все торжественно направляются вверх по склону, гуськом пробираясь по горной тропе. Лилюли идет за ними, как пастушка за гусиным стадом, и подгоняет их пальмовой ветвью. Сверху, с гор, все еще доносится рев сражающихся народов. Сцена медленно пустеет. Интеллигенты и Лилюли исчезают за поворотом дороги. Господь бог захлопнул ставни и скрылся в облаке. Богиня Лопп'их и ее автомобиль спускаются обратно в пропасть. Тогда в тени под скалой что-то начинает шевелиться: это горб Полишинеля. Затем и сам он осторожно приподнимается, вертя головой, как дрозд, и, наконец, успокоенный, обращает к публике лицо, искривленное беззвучным смехом. Оба его горба, колпак, нос и подбородок смеются, все его тело трясется от смеха, но ни единого звука не срывается с его губ.

Полишинель(обращаясь к публике). А я все-таки уцелел — один из всех. Ура! Не уничтожен Смех!

Слышен ужасающий грохот, катящийся сверху, как водопад.

Полишинель. Ах, черт их подери. Все полетело в тартарары!