Лилобус

— Тогда лучше без музыки, — покорно сказала Силия, и каждый снова углубился в собственные мысли. Силия задумалась: когда лучше провести разговор с мамой? В какое время дня она, бедная, не мучается от похмелья или не тянется снова за бутылкой? Может, утром — не рано, часов около одиннадцати? А Барта попросить управиться в пабе. Впрочем, до ланча по субботам мало кто заходит, можно повесить на дверь табличку «закрыто» — помилуйте, так делает сам отец О’Райли, когда ему просто надо часок побыть одному — помолиться, или кто его знает зачем. Да, пожалуй, и ни к чему приплетать сюда Барта. К тому же он куда с большей радостью повозился бы в саду у Джуди Хикки, которая тоже дома на выходных. Но повесить табличку на пару часов — это только полдела, надо еще как-то связать маму по рукам и ногам, чтобы она усидела на месте и выслушала то, что ей слышать вовсе не хочется: что паб вот-вот разорится, и что ей следует, пока не поздно, лечиться от алкогольной зависимости. Все слишком серьезно, теперь не время хитрить и давать обещания, которых потом не исполнишь. Силия вспомнила, как месяц назад хирург сообщил мужчине сорока двух лет, что у него последняя стадия рака, и что жить ему осталось меньше двух месяцев. Теперь ее точно так же охватывал ужас, и хотелось верить, что прежде, чем придется это сказать, наступит конец света. В больнице, конечно, все было очень странно. Врачи опасались, что потрясение окажется слишком сильным — поэтому Селию и позвали. Но он только притих и спросил: «Это точно?» А они словно онемели, все трое — Силия, знаменитый хирург и анестезиолог. Тогда мужчина произнес: «А я так и не был в Америке. Смешно, правда? Двадцатый век, а я не был в Америке». Он это повторял еще несколько раз, пока не умер; и это, казалось, тревожило его больше, чем сама смерть, или то, что он оставляет жену с тремя маленькими детьми на руках.

А что если мама воспримет все спокойно — скажет, например, что и сама думала, может, ей пора лечиться, и готова добровольно пройти где-нибудь курс лечения. «Размечталась, тоже мне, Алиса в Стране Чудес, — одернула себя Силия. — Ты уже не ребенок, нечего закрывать глаза и ждать, что все совершится само собой».

— Сейчас мы проедем мимо деревца, на котором привязано много цветных тряпочек, — сказал вдруг Том. — Здесь, наверное, святой колодец, или дерево желаний.

— Может, остановимся? Тоже привяжем что-нибудь, — оглядываясь через плечо, предложила Силия. Ей показалось, что Ди Берк плачет — такое лицо бывает у ребенка, который старается подавить рыдания. Но Нэнси Моррис молола языком как ни в чем не бывало — значит, наверное, страшного ничего не случилось.

— Ничего подобного не видал. Может, новый святой — вдруг недавно кого-то причислили. Знаешь, их отчисляют иногда — как, например, святую Филомену; а тут кого-то причислили.

— А что с Филоменой? — поинтересовалась Силия.

— Не знаю, — ухмыльнулся Том, — может, всю правду о ней узнали. На самом деле, сестра моя Фил очень переживала, будто ее кто-то лично хотел задеть.

— Ах да, ее Филоменой зовут. А как она поживает? Давно ее не видела.

— Нормально, — коротко ответил Том.

Силия вновь обратилась к теме дерева желаний.

— Интересно, это поверье — оно христианское или языческое? — спросила она.

— Всякое, — Том по-прежнему был немногословен.

Вот было бы здорово, подумала Силия: съездил, помолился какому-то святому, который исцеляет матерей от недуга пьянства, оставил в дар что там положено, вернулся домой — и оказывается, дело сделано: Барт Кеннеди работает за стойкой бара, а мама упаковала чемоданы и ждет свою дочь, излучая оптимизм.

— Увидимся на выходных, — с теплой улыбкой сказал Том.

Она кивнула. Что-то не в духе он сегодня, подумала Силия. Как правило, паузы в разговоре ее не смущали — напротив, молчать ей даже нравилось. Но сегодня ей нужен был собеседник. На самом деле, она скучала по Эмер. Эмер можно сказать что угодно, и она поймет, но не будет припоминать все, что ты ей поведал, при каждом удобном случае. «В конце концов, каждый как хочет, так и поступит», — говорила она. Только посоветовать что-то конкретное — как убедить человека сделать то, что надо, или что лучше — она не могла. Они с Силией эту тему долго и не раз обсуждали. Нужно ли на детей, страдающих ожирением, надевать намордники? Или обследовать курильщиков и вводить для них специальные медицинские карты, чтобы сигареты продавали только тем, у кого здоровые легкие и нет эмфиземы? Тогда удастся многих спасти, верно? — спрашивала Силия. Эмер пожимала плечами. Да, но только на время: ребенок наверстает упущенное, когда снимут намордник; курильщик все равно достанет сигареты или перейдет на окурки. А наркотики почему тогда под запретом? Давайте продавать героин в «Куиннсворте» килограммовыми пачками, и дело в шляпе? Если кто хочет свести счеты с жизнью — пожалуйста, никакой тебе мафии и наркоторговцев, и никому не придется идти на панель или воровать, чтобы раздобыть денег.

Наркотики — другое дело, — возразила Эмер, — это яд, он смертельно опасен. Не продают же в аптеках мышьяк или стрихнин.