Лиловая подводная лодка

— Ростиславик расстроился. Соврать пришлось.

— Ой, как мне это сейчас до лампочки!

— Ой, как я тебя понимаю! Если б ты клюнула на него… ну, прости, я бы тебя не поняла… честно! Ты б меня разочаровала…

— Ах ты, паршивка!.. Что ж ты меня тогда сватала?!

— Да не я, говорю ж тебе, мамуля моя.

— Наташку надо ему мою подсунуть, ну, старую деву, ты знаешь. Вот парочка будет: утренние пробежки, жевание сырого овса…

— Аутотренинг, — подхватила Ирка, — релакс, отвары трав на ночь…

— Очистительные клизмы…

Мы повеселились по этому поводу, и я слегка отошла.

— Спасибо тебе, Ир. Прости меня.

— Все хорошо. Целую. Пока.

— Пока. Целую.

И мне вдруг окончательно полегчало. Акуна матата! Так или иначе.

* * *

Когда он сказал: «Я беден как церковная мышь», я засмеялась и сказала, что, наверное, это какая-нибудь ватиканская церковь.

Он тоже засмеялся и сказал, что у этой мыши даже церкви теперь нет, только и осталось — машина, то, что на ней, мыши… на нем то есть, надето, да крошки в карманах: пластиковая карточка с мелочью сотен в шесть-восемь и если удастся какой-то счет спасти, так еще несколько тысяч евро.

Ничего себе мелочь, подумала я скоропалительно, но потом поняла: у кого жемчуг мелкий, а у кого щи пустые… Все закономерно.

Нет, с такими глазами в бизнес забираться противопоказано. Хотя… там ведь в основном жена бывшая всем заправляла да ее семейство. А он — интеллигент, на своей репутации все дело держал. Доверчивый до глупости — вот и обвели его вокруг пальца. Еще неизвестно, сама ли жена с собой покончила… Это он с похорон едет.

Но я-то у Ирки ревела — еще знать ничего не знала! Да и ночью и сейчас не над его же тяжкой судьбиной убиваюсь.

А что тогда? Не знаю… не знаю. Просто душу тянет… ну просто клещами и тисками… Может, правда, сердце безнадегу чует? Как у Ирки тогда — так ничем и закончилось, только крови со слезами пролила море. А ведь вначале все прекрасно было — просто сказка! Ну ни дать ни взять — плохое кино! А она ревет, дуреха. Сначала мы думали — от счастья. Потом поняли — от счастья не плачут месяц и другой. И точно: полгода — и конец. Как чуяла. А может, наоборот — наплакала-накликала?.. Мысль-то материальна!..

Тогда — хватит! Только позитив в сознании!

Кстати, скоро пять, Олег может вот-вот вернуться. А ну-ка — в ванную!

Его бритва, одеколон, щетка зубная… Все дорогое, добротное. Рубашка… пахнет приятно… Полотенце даже с собой взял… пушистое, тоже пахнет приятно. Он им вытирался…

Стоп! Спокойно. Не впадайте, женщина, в преждевременный экстаз… И плакать не надо! Ну что это такое?! Может, климакс близится?..

Запиликал мобильный. Высветилось: ОЛЕГ.

— Да, Олег, слушаю вас.

Он сказал, что все хорошо, что будет в течение получаса.

Я сказала: жду с нетерпением.

На душе расцвели подснежники. Это сразу же отразилось на лице.

Вот и хорошо, так держать!

* * *

Он пришел с полными пакетами всякой всячины.

Я вопросительно посмотрела на него.

— Отпразднуем маленькую удачу.

— По-моему, вы всю свою маленькую удачу вот сюда… — я показала на пакеты, — вот сюда и спустили.

Он усмехнулся, а я добавила:

— Хотя, вероятно, у нас с вами масштабы разные.

Этот вечер не был похож на вчерашний. Мой гость был оживлен и, если бы не его сдержанные манеры, можно было бы сказать — игрив. Он не стал рассказывать, что за удача ему улыбнулась. Сказал только, что это еще не все, что забрезжила другая надежда. Но кроме этого, появилось и нечто более важное: осознание суетности, неполноценности и ограниченности его существования… Одним словом, его наивысшее представление о себе и своей жизни никак не вяжется с нынешним реалиями.

Не так давно мы с Иркой, всю жизнь задумывавшиеся над такой тривиальной, но неразрешимой темой, как смысл существования конкретной личности и человечества в целом, начали подбираться к ответам на свои вопросы. Если до недавних пор в нашем распоряжении были только философские труды идеологов материализма, потом — Библия и ее толкования религиозными идеологами, то сейчас открылись несметные богатства «независимой» духовной литературы, которую мы то рвали друг у друга из рук, то зачитывали одна другой целыми страницами по телефону. Так что его размышления мне очень хорошо знакомы…

Он рассказал… нет, это слишком громко сказано — несколькими короткими фразами он дал мне понять, что на протяжении вчерашнего дня, проведенного за рулем, он переосмыслил всю свою сознательную жизнь: и дело, которым занимался последние десять лет, и отношения с женой и дочерью, и даже с самим собой. Подозреваю, что, если бы он был чуть разговорчивей, я могла бы узнать много любопытного. Не про его личную жизнь конечно же! — а про его личные поиски и открытия. Но с большей непосредственностью он говорил на общие темы, нежели о себе.

Мы вновь завелись — как на музыке. Это была та же перекличка: словно паролями, мы перебрасывались именами, терминами, понятиями. И здесь у нас был один общий знаменатель.

Все с большим интересом мы всматривались друг в друга. Все чаще замолкали, и все теснее становилось в комнате…