Лиловые бабочки

— Контролируй речь, сын всё-таки по-русски понимает, вот ведь какое дело. А твою ругань влёт запомнит.

— Зонуска! — заинтересованно прокричал узкоглазый мальчик, деловито копая лопаткой песок. — Зо-о-онуска!!! Мама — зонуска! У неё есть «папик»!

— О чем я и говорила, — миролюбиво заметила я, поправляя на Янчике панамку. — Хорошо, что только это запомнил. Он быстро учится. Особенно дурному. Хотя мне грех жаловаться: к языкам у пацана явная склонность. Не могу нарадоваться. Такой дар надо развивать.

— Билингвы все такие.

— Так он не билингва. Билингва я. А мой Янчик, хах… — усмехнулась я и с нескрываемой гордостью стала перечислять. — Загибай пальцы: гоюй и хоккиен — это практически родные, повседневные: на Тайвани без них никак; русский — потому что родители между собой разговаривают; корейский — я его ругаю иногда, ну и вообще использую в крайней степени возмущения. Думала поначалу, хоть так душу отведу… Так Ян сообразил, что к чему, прикинь, пришлось прекращать эту порочную практику. Потом вообще внезапно на хакка и языке племени атаял залопотал. Главное, я добрую половину местных разговоров не понимаю, а он — получите, распишитесь. Индиго, ё-мое…

Чумазый Янчик хитро улыбнулся и выдал шипяще-свистящую реплику на средне-китайском, на удивление грамотно интонируя.

— О чем и речь, — хмыкнула я. — Так и живём. Тут ляпнем, здесь ляпнем. А он запоминает. Анализирует. И вводит в бытовую речь. Иногда такие комбинации выдает, что хоть стой, хоть падай. Даже не знаю, что будет, когда он английский начнет учить. А он начнет, без английского никак. Путунхуа и английский — это база.

— Планы у тебя наполеоновские, как я погляжу, — скалился Лёха.

— Да это не у меня, — отмахнулась я. — Но, к слову, мы Яна вообще не заставляем заниматься. Он сам на слух ловит и запоминает. Вот английский придется именно учить, причём нам двоим, я в нём не сильна. Хотя кто его знает… Возможно, появись в ближайшее время в нашей среде толковый англоговорящий сотрудник, Ян начнет повторять за ним…

Сын деловито лепил песочных рыбок и поросят своими многочисленными формочками. Над головой ребенка неторопливо кружила маленькая белая бабочка с красными точками на навершиях крыльев.

Я задумчиво наблюдала за бабочкой и Яном. Слишком знакомо… Знакомо и знаково. Значит, я невольно оказалась права: бабочка Ильи изначально была белой. Красное — наносное. Просто некоторых бабочек надо жестко контролировать. Контролировать и оберегать от грязи и тех, кто является источником загрязнения … Вот приехал Алексей со своей ядовито-зеленой душой, и одно только его появление привнесло изменения в некогда девственно-белый цвет крыльев маленькой бабочки моего ребенка…

— Руомеи!!! Руомеи, ц!!! — протяжно пронеслось откуда-то со стороны бара. Раздался громкий женский смех, а затем какие-то менее понятные для Алексея звуки местного наречия.

— Так, дорогой, ну всё, завтра достроим, — принялась собирать ведерки — совочки — формочки я. — Пора домой. Время тик-так!

— Бу ши! Бу ши! — взвизгнул Ян.

— Да никто этот замок не сломает, смотри, сколько тут охраны! Никому проблемы с твоим сердитым отцом не нужны!

Сын капризно тыкнул пальцем в песчаное строение и истошно заверещал по-корейски для большей убедительности и проникновенности.

— Не хочет уходить? — ухмыльнулся Лёха. — Надо же, какой капризный стервец. Не люблю маленьких детей.

— Да нет, хочет, — возразила я. — Ян уже устал. Просто требует, чтобы его «шедевр» обязательно сфотографировали на память. У меня в телефоне уже целая коллекция снимков песчаных замков. Вот и не верь после этого в переселение душ, м-да. До свидания, наверное. Не сказала бы, что сильно по тебе скучала, Лёш, разошлись мы в прошлый раз отнюдь не на хорошей ноте, но мне, как ни странно, было приятно вспомнить прошлую жизнь, пусть и ненадолго. Хотя… ох… сложно всё это. Непростое время для меня было. До сих пор аукается.

Я грустно покачала головой.

У бара снова прозвучали требовательные зовущие реплики на гоюй, но я, увлеченная своими нерадостными воспоминаниями, их не услышала.

— Ху дие! — сердито произнес мужчина в светло-сером костюме, подходя к нам. — Ц! Кого зову, поясни? Меня злить совершенно не стоит. Не хотел ведь тебя отпускать. Почему ты не сидела дома? Почему опять ослушалась? Что у тебя за внезапные проблемы, я ни черта не понял из шипений Вэя… Какой русскоговорящий мужчина? В смысле он тебя трогает, а ты разрешаешь? Ты совсем страх потеряла, а?

— Баба! — счастливо завопил Ян и побежал навстречу азиату.

Алексей пошло облизнулся, а затем расплылся в широчайшей улыбке.

— Ну ничего себе. Вот это встреча…. Раз вы оба тут, значит…

— Отвали по-братски, а? — скривился тот, кого в России все знакомые называли Игорем или Иваном. — Вообще всё равно, что ты там понял. Мне твое мнение до балды.

— Лешка у нас, оказывается, поселился, прикинь, какая ирония, — улыбнулась я. — Похоже, прежняя журналистская Москва хочет собраться внутри нашего маленького посёлка. Это уже третий москвич за неделю.