Лиловые бабочки

Я была когда-то удобна Тарасу. Редактору. Коллегам. Да много кому. Собственно, меня как меня видели всего три человека — владелец медиахолдинга, Илья и Игорёк.

Ну а поскольку я стала неудобна большинству, то вполне резонно посчитала, что хрен с ним, с большинством. И так неплохо. Справлюсь. У воина нет цели, есть только путь. Раз я одинокая одиночка, тогда не грех и за нормальные серьезные журналистские расследования браться, а не тупые интервью из раза в раз с малой модификацией перепечатывать.

Борис Евгеньевич по-отечески предупреждал меня, что это довольно коварная и тяжелая ниша.

— Не пиши про военных и не суйся в политику, — поучал он меня. — Пиши про «звезд». Это безопаснее. Сейчас крайне сложное время: или сядешь за политоту, либо кокнут на раз-два. И ладно если просто кокнут, а не вдоволь поиздеваются для начала. И ведь на камеру, с…чары, всё снимут, не отмоешься никогда от этого дерьма.

— Ага, — скучающим тоном согласилась я. — Только вот ведь в чем загвоздка: мне терять нечего.

Это было чистой правдой.

Терять мне было нечего. И некого. Я чувствовала себя абсолютно несчастной и злой на весь мир. И всё потому, что поняла, что я заигралась. Зря я вообще ввязалась в эту тупую игру ради тех, кого я и друзьями-то уже назвать не могла.

Я реально влюбилась. Сильно, страшно, до умопомрачения. И это был мой личный кошмар и проклятие. Мой еженощный кошмар. Кошмар непрекращающийся. И в этом кошмаре я жила день за днём. Потому в любом моем сне всё неизменно перетекало к первому публичному поцелую с другом, а потом вообще творилась дикая порнографическая непотребщина и галиматья. Во сне же ты себя контролировать не в состоянии. Это абсолютно иррациональное состояние.

Чаще всего мне снились жаркие поцелуи в море, только почему-то под пристальным надзором змей всех мастей и размеров; змей, шипящих и свистящих. Вообще, надо признать, змеи как неотъемлемый атрибут кошмара сопровождали меня везде, и иногда даже мерещились наяву: лежа на кровати, свешиваясь с ламп или даже заползая мне на ноги. Что интересно, реагировала во сне я на них всегда по-разному: кого-то боялась, от кого-то убегала, кого-то даже пыталась поймать, но чаще с интересом рассматривала, как гады, извиваясь и шипя, передвигаются по полу или мне самой.

Однажды я проснулась в холодном поту: особо крупная чешуйчатая желтая тварюга из очередного бредового явления полностью обвила меня своим скользким, но удивительно теплым телом в постели, впилась клыками в горло и самозабвенно свистела. Только вот ведь прикол: змей меня кусал и душил, а я его не отталкивала, а целовала. Во сне я почему-то прекрасно понимала, что этот холоднокровный меня не сожрет, желания у него абсолютно иные. Ну вот так он выражает особую симпатию. Но от этого мне было не менее жутко.

Взгляд змея, холодный, цепкий и абсолютно неподвижный, сопровождал меня везде: и во сне, и наяву. Он пугал, потому что я четко понимала: от него не скрыться. Змей видел АБСОЛЮТНО ВСЁ. Знал про меня всё. Даже больше, чем я сама. Знал, но ничего не говорил, хотя я была уверена, что МОГ. И однажды он сделал это, после чего я проснулась от собственного крика: в моем сне огромный питон раздумчиво заявил после целой серии легких покусываний и облизываний, сопений и рассматриваний: «Пожалуй, всё же сожру!» А потом открыл свою клыкастую пасть, и…

Ну, в общем, так и проснулась, да. В истерике. И от вида огромных клыков, истекающих ядом, равно как и острого раздвоенного языка, оказавшихся прямо у моего лица, я еще долго не могла прийти в себя.

Подозреваю, старик Фрейд от обилия змей и прочих продолговатых символов в моем сне бы просто чокнулся, обнаружив во всем этом вполне понятные фаллические и прочие сексуальные отсылки.

Я не могла спать из-за непрекращающихся кошмаров. Не могла есть. Мне было настолько хреново, насколько вы и представить себе не можете. С психу я даже запретила Игорю ночевать со мной в одной кровати, и то, что тогда вновь к бедолаге вернутся кошмары, для меня не было аргументом. Больше всего на свете я боялась, что Игорек спалит меня том, какие эмоции на самом деле он с завидной частотой вызывал.

Каюсь. Я даже украла у него одну из футболок. Вот уж чего не знала про себя, так это то, что я, оказывается, чертова фетишистка.

Мне футболка была нужна. Очень нужна. Потому что пахла счастливым общим прошлым. Выходными. Крепким мужским потом. Сладким гелем с привкусом карамели, ванили и ореха — всего по чуть-чуть. Так же сильно нужна, как чертов «Ореховый» гель, который Игорь вскоре почему-то поменял, вызвав у меня очередную волну паники и истерики. Новый ментоловый гель мне не нравился, казался слишком холодным, резким и отталкивающим. От одного вида этой сине-белой упаковки мне становилось плохо.