Лиловый (I)

-- Мне неспокойно, Абу, -- сказал он. -- Я не знаю, что ждет нас в Эль Габра, и сумеем ли мы там сделать хоть что-нибудь. Темный бог бесплотен, у него нет тела, которое можно уничтожить, как же с ним бороться?..

-- Отчего же ты задумался об этом только сейчас?

-- Я долгое время полагался на пророчество, -- признался Острон. -- В пророчестве сказано, что шестеро Одаренных сразятся с темным богом... и я был спокоен, думая, что судьба сама подскажет, что нам делать, но теперь, когда нас только пятеро...

Абу Кабил покачал головой.

-- Ты умнеешь, Острон, -- заметил он. -- Понимаешь уже, что сразиться с самим богом -- не так-то просто. Что я могу тебе сказать... ведь никто из нас не знает, в чем сущность темного бога. Отчего он есть. Как бороться с чем-то, если ты не понимаешь до конца, что это такое? ...Возможно, в Эль Габра истина откроется тебе. Должна открыться, если это действительно ваше предназначение.

-- Спасибо, Абу, -- с чувством произнес Острон, ощущая резкое облегчение от умных слов ассахана: что-то будто улеглось у него в голове, и снова стало ясно, что дорога перед ним лежит прямая и простая, до Эль Габра... а там будет видно.

Он уж давно ушел, а Абу Кабил не спешил браться за свою книгу, сидел, подобрав ноги, и хмурился. Обычного благодушия на его лице не осталось и следа, его лицо напоминало каменную маску, совсем такую же, как лицо Бел-Хаддата.

-- Идиот, -- наконец еле слышно пробормотал Абу себе под нос. В мыслях он добавил: "как все ему просто: пойти и понять, для чего существует бог. Бог! А для чего существует вселенная? Не боится он, такой умник, что, когда поймет, в чем сущность Асвада, поймет и сущность остальных шести?"

Фарсанг двадцать четвертый

Пронзительно кричали птицы.

Он стоял возле фонтана, бьющего ввысь россыпью жемчуга, и смотрел перед собой; людской гомон окружал его, и утреннее солнце уже начинало согревать его, но внутри у него было холодно и пусто. Здесь они так часто любили сидеть с Уллой, и теперь, когда он стоял здесь один и понимал, что Улла больше никогда не увидит фонтан Нахаванди, никогда не сядет на каменный парапет и не сыграет мелодию на барбете, в душе становилось невыносимо грустно.

Все когда-нибудь уходят, понимал Острон. Рано или поздно никого из них не останется. Сколько еще жизней отнимет темный бог? Сколько душ омрачит?

-- Пошли, -- окликнул его Ханса, замахал рукой. -- Дагман орать начнет!

Он опомнился, потряс головой, снялся с места. Некогда было думать горькие думы, сам нахуда Дагман, оказавшись на корабле, стал до необычного нетерпеливым и только прикрикивал на нескольких бойцов Северной Стражи, отобранных накануне в матросы, -- их задачей будет держать шкоты (Острон так до конца и не понял, что это такое) и выполнять команды самого капитана, которым он их вчера обучал. Остальные уже поднимались на самбук, не очень большой и всего лишь с одним парусом. Искандер стоял рядом с нахудой на юте, и его лицо закрывал платок. Скоро настанет его час; угрюмый маарри явственно с нетерпением ожидал этого момента.

Острон поднялся по трапу одним из последних и обернулся на пристань. Он помнил, как их провожали, когда они под командованием Халика уходили отвоевывать Тейшарк; сегодня и речи не шло о торжественных проводах, и людей на набережной было немного, никто из них почти не кричал и не махал руками. Он знал: это потому, что все понимают, небольшой отряд во главе с Одаренными уходит на решающую битву, из которой может не вернуться.

Дядя Мансур уже второй раз провожал племянника, стоя на пристани у самого трапа, и тоже лишь строго смотрел на него снизу вверх, поджав сухие губы. Острон медленно поднял правую ладонь, но почти сразу опустил ее.

-- Гребцы, по местам! -- крикнул нахуда Дагман, все утро ужасно ругавшийся из-за того, что нельзя было брать опытных матросов, пришлось обойтись Северной Стражей: ведь обратно этот корабль не поплывет, останется у левого берега Харрод.

Раздался звук барабана, и корабль тронулся с места. Острон продолжал смотреть на пристань. Сам Муджалед пришел проводить их, хотя у него наверняка было полно дел. Возможно, он уж больше никогда не увидит Косматого... как знать?

Ветер был благоприятный, и скоро уже Дагман велел разобрать шкоты, парус опустился и свернулся ракушкой, наполнившись воздухом; самбук начал развивать скорость. Острон знал, что доброму кораблю не понадобится много времени, чтоб пересечь реку, и вправду уже совсем скоро стало возможно различить противоположный берег, к которому они стремились; темный берег, сереющий, будто покрытый толстым слоем грязи. Еще ближе... и еще.

-- Вот это да, -- со смесью страха и отвращения прошептала Сафир, стоявшая рядом. Теперь можно было различить, что серое месиво на берегу реки движется.

Это были одержимые.

-- Искандер, первая пошла! -- вдруг рявкнул Дагман; их фигуры выделялись на фоне светлого неба, и Острон видел снизу, как Искандер на юте раскинул руки в стороны. Должно быть, с такой массой воды даже ему непросто управиться.