Профессор Квинн, сделав паузу, постоял, глядя в окно; в светлых глазах его отражалось кэрнанское небо. Леарза сидел молча, опустил голову.
— Война разгорелась не на шутку, и племена начали быстро проигрывать, — продолжил Квинн. — Их ятаганы не могли противостоять огнестрельному оружию последователей Суайды… но все изменилось, когда среди них начали появляться первые люди, предрасположенные к открытию Дара. И вот наконец на свет явился Эль Масуди, а с ним и остальные Одаренные. Они, как ты знаешь, предприняли самоубийственную атаку на Дабдару, несмотря на то, что видевший будущее Эль Кинди отговаривал их.
— Они победили, — сказал Леарза.
— Да, они победили. Они добрались до Дабдары, где располагалась одна вещь… м-м, в твоем языке для нее уже больше нет названия. На нашем она называется
— И они ее уничтожили?
— Да. Спутники Эль Масуди погибли для того, чтобы он смог добраться до этого здания, где он и использовал свой Дар. Произошел взрыв. Дабдару стерло с лица земли, — сказал профессор Квинн. — Долгие годы от этого места исходило смертельное для человека излучение. Под его влиянием некоторые выжившие люди
И это было еще не все. Ведь все племена ненавидели потомков Суайды, вся их злоба была направлена туда, на этот несчастный народ, они видели в нем лишь исчадия ада. Под влиянием этой злобы обитатели Талла начали сходить с ума. Их собственная тьма выходила наружу и искажала их рассудок. Ты когда-нибудь задумывался, юноша, о том, чего хочет сам темный бог?
— Да, — потерянно кивнул Леарза. — Я думал, он хочет сделать Саид своим, чтобы вместо племен там жили только его безумцы и верные слуги…
— А для чего ему это? Разве в Талла им было мало места?
— Ну… но…
— Темному богу ничего не было нужно, — сказал Квинн. — Все, чего хочет тьма в сердце, — это разрушение и пустота…Именно это и предвидел Эль Кинди, именно потому и пытался отговорить Эль Масуди от его затеи. Эль Кинди не сошел с ума: ведь все случилось в точности так, как он предвидел. Он написал книгу, — Квинн вдруг тронулся с места и подошел к своему шкафу, откуда извлек толстый том и показал его Леарзе. — В которой подробно описал, что он видел. Никто не поверил ему тогда, хотя книгу, к счастью, все же переписывали, и одна ее копия дошла до наших дней. Хоть языка времен Эль Кинди уже не понимали, один славный юноша переписал ее, просто срисовав непонятные ему символы, а от него она досталась мне.
Леарза молчал. Профессор поставил книгу на место.
— Ваша цивилизация — не первая, погибшая подобным образом, — сказал Квинн. — Мы уже сталкивались с этим и разработали гипотезу о том, как можно избежать такого исхода… мы пытались подтвердить эту гипотезу, но, увы, не сумели. Возможно, это означает, что отказываться от технологий в пользу чистого разума еще рано.
Леарза продолжал смотреть перед собой; какой-то внутренний протест поднимался в нем в эти минуты, и ему отчего-то начало казаться, что профессор Квинн враждебно настроен к нему.
Он, в конце концов, был представитель той, погибшей цивилизации, пошедшей иным путем, потомок тех людей, с которыми воевали предки Квинна…
— Думаю, на сегодня стоит закончить, — чутко отметил состояние своего подопечного профессор. — Тебе не мешает развеяться, молодой человек. В его кабинете можешь найти Гавина, а может быть, даже и Каина. Эти двое, если мне не кажется, давно знают друг друга.
Воспользовавшись разрешением, Леарза почти выбежал из кабинета профессора. Он промямлил что-то насчет того, что пойдет к Гавину, но рыжего искать не собирался, бросился в первую попавшуюся сторону и уже через пять минут бесповоротно заблудился в этом гигантском здании, смысла которого никогда не понимал, так же, как и смысла картины в кабинете Квинна; для чего людям было строить эту ужасную махину, в которой могли жить тысячи и тысячи? Для чего делать ее такой чудовищно высокой, — Гавин сказал как-то, что высотой она с настоящую гору, — как муравейник, мерзко, мерзко…
Он понял, что заблудился, но не был в состоянии никак отреагировать на это, просто продолжал бежать, потом быстро шел, потом плелся. Он интуитивно спускался, когда находил новые движущиеся лестницы, потом нашел лифт; Гавин объяснял ему, как пользоваться, и Леарза судорожно выкрикнул на чужом языке:
— Первый!