Лильсден (СИ)

Одевшись, я спустилась вниз и первым делом заглянула в оранжерею. Дождь уже закончился, и слуги сметали осколки стекла, сокрушаясь, что молния ударила именно в оранжерею.

Мать я нашла в гостиной. С холодным выражением лица она сидела, сцепив руки перед собой.

— Мама… где они?

— Уехали. Эдвард считает, твоему брату стоит навестить Мэри Луизу.

— А мисс Мур? Она… умерла?

— Умерла? — мать наконец-то перевела взгляд на меня и презрительно фыркнула. — Лучше б она умерла! Нет, ее сильно задело осколками, но она жива и здорова. Отправилась тоже в Лондон.

Я присела на краешек дивана напротив матери. Мне захотелось взять ее за руку, но я сдержалась.

— Мама, я скоро увижу Фредерика?

— Ты никогда его не увидишь.

— Что? — я не поверила своим ушам.

— Эдвард поедет к юристу. Он перепишет завещание, чтобы Фредерик никогда ничего не получил. Он безумен. Он опозорил нас. Он совершил непростительное.

И в этот момент я не знала, что мать считает более непростительным: магический сексуальный обряд или пойти против воли Эдварда, не согласиться с ним?

Но отец действительно лишил Фредерика наследства. Более того, он запретил ему даже приближаться к Лильсдену и пообещал, что тот никогда больше не ступит на эту землю. Отец проклял Фредерика, заявив, что теперь он может крутиться сам, как хочет, и совершать какие угодно «непотребства».

До сих пор я не знаю, почему отец был так жесток. Почему он не захотел замять скандал и делать вид, что ничего не произошло. Только много позже мать сказала, что Фредерик сам этого не пожелал. И когда Эдвард смягчился, Фредерик сам послал его к черту, не желая иметь с семьей ничего общего.

В клинике он не остался надолго — врачи сочли его абсолютно нормальным, а отец не пожелал оплачивать содержание. Но после этого мне было запрещено искать встречи с Фредериком, да он и сам не пытался со мной связаться. Я долго обижалась, не понимала, почему он так жесток. И осознала все гораздо позже, когда все-таки снова увидела брата.

Шел 1893 год. Минуло восемнадцать лет с той ночи в оранжерее. Отец умер три года назад, а мать жила вместе с Ллевелином и его семьей в Лильсдене. У них родились мальчик и девочка, и, кажется, они не собирались останавливаться на достигнутом: последнее письмо матери говорило о том, что Ребекка ждет еще ребенка.

Мэри Луиза еще была жива, и мне казалось, она переживет всех нас — но она так никогда и не покинула стен клиники. Никогда не вернулась домой.

Элинор вышла замуж за Джоржа Кортхоупа — той же осенью, на самом деле. Мне казалось, она всегда хотела сбежать как можно быстрее. И только спустя годы я начала понимать, как Элинор уважала меня: одна из ее дочерей носила второе имя «Франсес», в честь меня.

Кэролайн вышла замуж за год до этого, Маргарет же оставалась при сестре. Уже тогда я понимала, что скорее всего, так будет до конца жизни.

А я… я жила в одиночестве в Лондоне, снимая небольшие комнаты, стараясь не зависеть от Ллевелина, распоряжавшегося финансами Лойдов. Мне хватало того, что платили за мои рассказы и поэтические сборники — хотя никогда я не издавала их под своим настоящим именем.

И я совершенно потеряла следы Фредерика, пока однажды не встретила его в парке. Он просто сидел на лавочке и смотрел в серое небо, откуда падали редкие снежинки поздней осени. И эта сцена до боли напомнила мне оранжерею, где мы с братом провели последний наш вечер наедине. Возможно, именно из-за этого сходства я сразу его узнала.

Фредерик изменился. Осунулся, постарел. Казалось, ему не тридцать семь, а как минимум, на десяток лет больше. Я присела на лавочку рядом и неловко мяла в руках, затянутых кружевными перчатками, платок. Я не знала, что сказать. И в тот момент, когда подумала, что Фредерик меня не узнает, он, наконец, посмотрел на меня:

— Здравствуй, Франсес.

Огонь в его глазах погас. И, как мне казалось, давно. Это был обычный уставший мужчина, который думает о том, как прокормить семью и оплатить счета.

— Здравствуй, Фредерик. Как твои дела?

— Неплохо. А твои?

— Тоже.

Мы не виделись восемнадцать лет, но не знали, что сказать друг другу. Мы были чужими.

— Я женился, — внезапно сказал Фредерик. — Ее зовут Изабелла. Вам стоит познакомиться, она тебе точно понравится.

И мне, и ему в тот миг было очевидно, что я никогда не познакомлюсь с Изабеллой и никогда не увижу, где и как они живут. Не узнаю их детей — и не смогу рассказать ему о Лильсдене и нашей семье, о всех милых сплетнях, кто как вышел замуж, и как протекает крыша в северных комнатах поместья. Мы давно принадлежали разным мирам. И я опустила голову пониже, чтобы поля шляпки закрывали мое лицо.

И сказала также невпопад:

— Лиллиан иногда вспоминала тебя.

— Как она?

— Уехала три года назад в Индию. Умерла там от холеры.

— Жаль.