Лильсден (СИ)

И снова ложь. Я знала, что Фредерик не поддерживал связь с Лиллиан и сейчас ему, скорее всего, плевать на женщину, которую он раздевал в свечах и отсветах молний нашей оранжереи. Его давно не волновала хрупкая брюнетка, которая когда-то наносила на холст уверенные мазки кистью и, пряча улыбку за полями шляпки, предлагала мне присоединиться к их обряду.

Неожиданно Фредерик сказал:

— Знаешь, я больше ничего не писал. С того дня — ни строчки. Я пытался, конечно же, пытался, но ничего не выходит. Неуклюже и плоско.

Он помолчал, и мне было нечего добавить. Но как оказалось, ему не требовался собеседник, только слушатель.

— Мне кажется, в тот день я видел не просто сияние — я был готов отправить свою душу по пути, к которому всегда стремился. Но не вышло. И моя душа навеки меня покинула. Ждать, когда я соединюсь с ней после смерти. Чтобы переродиться в новой жизни и попытаться еще раз. Но сейчас… знаешь, я скучаю по Лильсдену. Мне снятся его дубы и пруды.

И в тот момент я поняла, что Фредерик проклят.

Не отцом, который его отверг. И даже не собой, решившим, что он не может писать или вернуться. Он был проклят самим Лильсденом. Если бы камни могли смеяться, они хохотали в тот момент, когда молния раскроила оранжерею.

Фредерик поднялся с лавки и зашагал по свежевыпавшему снегу, оставляя в нем темные рваные следы. Он остановился только раз, чтобы добавить:

— Не вышло. Так бывает.

Лильсден — наш дом. Наше пристанище, наша тюрьма. Он хотел привязать к себе Фредерика, но, когда тот захотел вырваться, Лильсден просто нарушил его планы, вытолкнул из себя и постарался стереть память о Фредерике Лойде.

Но каждую осень я вдыхаю воздух, в котором прорезается мороз, ощущаю, как зимний ветер старается забраться под корсет или вырвать пару локонов из тугой прически. И я знаю, что где бы мы ни были, после смерти вновь вернемся в поместье нашего детства. Лильсден распахнет нам объятия, а мы, вновь юные и восторженные, будем носиться по его лужайкам и играть в прятки среди колонн, изрезанных чертополохом. Все мы, кроме Фредерика, который так и не обрел свою магию.