Лимб. Анафемные души

Однако волнения Мори я понимала.

Заблудшие выскальзывали из своих одноэтажных каменных домиков, впритирку расположенных по обе стороны от центральной дороги и с любопытством провожали взглядами двух незнакомых им душ. Некоторые перешёптывались, другие не находя ничего интересного возвращались к своим делам, а некоторые, в основном дети, которых тоже в Лимбе немало, не стесняясь спрашивали, что это за странный у меня цвет волос.

Сколько нахожусь здесь, всегда удивляюсь: люди со спокойствием принимают сам факт жизни после смерти в проклятом месте, но продолжают дивиться таким мелочам как седина в волосах девушки.

– Это главная жилая улица, – делится Мори, обращаясь к нам с Шоу. – Большего вам знать не положено, ведь уже через несколько часов вы покинете это место.

Кто бы сомневался.

Мори приводит нас в одно из множеств невзрачных каменных строений внутри которого в противовес оказывается очень даже уютно, подбрасывает дров в камин и указывает на круглый столик на четырёх изогнутых стальных ножках.

– Присаживайтесь.

Стоит опуститься на не менее изящный стул с высокой резной спинкой, как перед нами с Шоу оказываются антикварные чашки с дымящейся в них золотистой жидкостью, в которой плавают цветочные лепестки.

– Пейте. Просто чай. – Мори опускается на противоположный стул и делает глоток из точно такой же чашки.

– Мы сюда не чай пришли пить, – не очень-то вежливо отзывается Шоу, и я чувствую в его голосе обиду за то, что эта женщина недавно опозорила его перед своими соратниками.

– Хорошо, – Мори со звоном опускает кружку на стол и взгляд её наливается свинцом: – Чего ты от меня хочешь, прокажённая? Помощи?

– Её зовут…

– Шоу, не встревай! – осаждаю друга и отвечаю Мори таким же жестким взглядом. – Разве ты можешь мне помочь?.. Разве кто-то из заблудших, пусть даже древних, наделён властью избавлять прокажённые души от проклятия?

Мори складывает руки на пышной груди, эффектно отбрасывает волосы за спину и откидывается на спинку стула:

– Ты же знаешь, что нет, – улыбается она. – Даже в случае с твоим весьма странным проклятием.

– Но я не просила приводить меня в этот дом и поить чаем.

– Говорить на воротах было не очень-то удобно.

– А приводить в город прокажённую удобно вполне, – парирую, отодвигая от себя чашку подальше. – Скажи, как найти сектор крика и мы уберёмся из вашего города.

Каблуки Мори отстукивают по деревянному полу, когда она достаёт из навесного шкафчика вазу с печеньем и ставит её на стол.

– Как тебя зовут? – спрашивает, смягчившись.

– Все зовут меня Катари. Но я ничего не помню о том, кем была раньше.

– Совсем ничего?

– Ничего кроме момента смерти.

– Ну, это уже что-то, – кивает Мори. – Хотя полное и изначальное уничтожение памяти – большая редкость; видимо жизнь у тебя и вправду не сахар была. И кем же ты себя считаешь, Катари? – Она занимает своё место на стуле и встречается со мной блестящим взглядом, в котором искрятся язычки пламени от настенных керосиновых ламп. – Прокажённой? Анафемой?

Вздрагиваю от этого слова и невольно сжимаю под столом кулаками, в то время когда перед глазами проплывают воспоминания из заброшенного сектора: лицо Рэйвена, его голос, его слова…

Смешок Мори выводит из ступора.

– Ты не можешь быть Анафемой, Катари, – улыбается.

– И почему же?

Древняя щурит глаза:

– По-твоему, кто такие анафемы?

– А ничего, что ты так просто зовёшь их по имени? – озадачиваюсь я, и Мори плавно разводит руками:

– Анафемы не посещают мирные сектора. Слишком опасно. Так что, Катари, знаешь, что представляют из себя сущности, которых все так боятся? В последние годы их становится всё больше и больше к моему огорчению…

– Я пришла к тебе по другому вопросу.

– Нет. Ты пришла ко мне именно по этому вопросу.

Вздыхаю, откидываюсь на спинку стула и нехотя произношу:

– Анафема – это Осколок чьей-то души. По крайней мере, так говорили древние из Подземного города.

– Верно, – удовлетворённо кивает Мори. – Анафемы – Осколки душ заблудших, которые по определённым причинам были раздвоены при переходе из мира живых в мир мёртвых. Из-за нецелостности духовной сущности такой заблудший обретает… некие дефекты, которые в Лимбе именовали проклятием, а самих заблудших – прокажёнными. Самих же Осколков, не получивших материальное тело, а ставших сгустком энергии, прозвали Анафемами. Теперь ты понимаешь разницу, Катари?

Хмуро гляжу в красивое лицо заблудшей и соображаю:

– То есть Анафемы – это некие сгустки энергии, а заблудшие становятся прокажёнными, потому что лишаются этих «сгустков» при переходе?

– Верно. Однако раньше обе части одной сущности именовали анафемами, и только лишь когда заблудшие уверовали в то, что их нельзя называть по имени, основную часть души, то есть ту, у которой осталось материальное тело, прозвали прокажённой. Сгустки энергии, Осколки… остались анафемами. Не многие сейчас пользуются этим названием.

Я отвожу взгляд и всё ещё пытаюсь соображать, зачем Мори вообще всё это мне рассказывает, потому что…

– Но древние из Подземного города уверяли, что моя душа цельная.