Лимон

Если сравнить, что же происходит, когда я с ней, — продолжал размышлять он, — Словно бы загипнотизированный, я лишь притворяюсь. Почему же с ней я не испытываю и малой толики того экстаза, который рождается на вершине скалы? Неужели всё моё желание уходит в это окно? Неужели лишь таким способом я могу получать удовлетворение? Или же эта женщина вообще не подходящий для меня объект желания?

Однако у меня ещё осталась одна фантазия. И это всё, что у меня осталось.

Вокруг настольной лампы роилась мошкара. Потянув за цепочку, он выключил свет. Мелькнула мысль, что от одного лишь этого действия в картине, открывающейся с вершины скалы, что-то изменилось. Темнота наполнила комнату, и ночной воздух показался особенно свежим. В этой тьме он стал ясно различать тропинку вдоль обрыва. Однако, как и прежде, там не было ни одной живой души.

Та самая единственная фантазия внезапно родилась у него, когда он был в постели с вдовой. Прямо сейчас распахнуть окно. Он представил себе, что кто-то в эту минуту стоит на дороге, смотрит в их окно, наблюдает за их фигурами и испытывает какие-то эмоции. Может быть, благодаря этому и в их отношениях, лишённых чувств, появится экстаз. И уже лишь в том, чтобы открыть окно и оказаться на виду, таилось очарование новизны. Он дрожал, словно острым ножом щекотали по спине. Более того, он понял, каким мятежом против их уродливой жизни является эта фантазия.

Чего же я, собственно, добивался от того парня?

Неожиданно Икудзима понял, что его взгляд ищет на тёмной тропинке именно того молодого человека, он вдруг опомнился.

Я с самого начала почувствовал к нему расположение. Поэтому и решил завести разговор об окнах. Но почему я не могу избавиться от мысли, что он — марионетка, которая исполнит любое моё желание? Я говорил с ним, испытывая дружеское расположение, думал, что вещь, которую я люблю, должен любить и другой человек. Вероятно, в моих настойчивых приглашениях было заложено подсознательное желание примерить на другого ту страсть, которая живет во мне, сотворить такого же человека, как и я сам. И я ждал, что именно он, охваченный той же страстью, взберётся по тропинке на вершину скалы, а я, открыв наше отвратительное реальное окно, окажусь в поле зрения человека на скале. Возможно ли, чтобы эта фантазия, сокрытая в тайниках моего сердца, потеряв связь со мной, сама по себе стала постепенно воплощаться в реальности? Может, мои переживания есть часть какого-то продуманного плана, и если его фигура возникнет там, не показать ли мне ему просто язык?

Покачав головой, в которой всё окончательно смешалось, Икудзима включил ночник и лёг спать.

3

Исида (второй молодой человек) отправился вечером на прогулку к той тропинке вдоль обрыва. Пройдя по улице, где он часто гулял, он впервые вступил на эту незнакомую дорогу, и удивился, что такое место было рядом с его домом. Вокруг было множество склонов, местность представляла собой холмы да лощины. На возвышении грядой выстроились усадьбы императорской семьи и титулованной знати, дома с роскошными большими воротами стиснули с двух сторон безлюдную улицу, которая с наступлением темноты освещалась старинными газовыми фонарями. В глубине рощицы возвышался шпиль церкви, на крыше дипломагической миссии, напоминающей виллу, развевался флаг. А угрюмые и сырые дома, стоявшие в этой рощице и скрывавшие от взгляда стороннего наблюдателя узкую тропинку вдоль обрыва, медленно подгнивая, продолжали своё существование.

Шагая по этой дороге, Исида чувствовал себя неловко, думая, не будет ли кто-нибудь его ругать за это. Ведь в домах, мимо которых он шёл, были настежь открыты окна. Полуодетые люди, бой настенных часов, скучная жизнь курится ароматическими палочками от москитов. Вдобавок, на фонарях под крышами, замерли ящерицы, и от этого ему стало жутковато. Он несколько раз упирался в тупики, — испытывая в такие моменты неловкость от звука собственных шагов, но, наконец, вышел на тропинку, ведущую вдоль обрыва. Чем дальше он продвигался вперёд, тем меньше домов становилось вокруг, и в конце концов дорога погрузилась в полумрак, освещенный одиноким фонарем. Видимо, это было то самое место.

Отсюда весь город был действительно как на ладони. Он разглядел множество окон. Город, который был ему хорошо знаком, с такой высоты предстал в неожиданном ракурсе. Какое-то смутное ощущение, сродни ностальгии, смешавшись с сильным запахом диких хризантем, витавшим здесь, просочилось в его душу.

В одном из окон мужчина в лёгкой рубашке шил на швейной машинке. На крыше этого дома в темноте белело развешенное белье и одежда, поэтому Исида решил, что это прачечная. В другом мужчина внимательно слушал радио, прижавшись к нему ухом. При наблюдении за этой сосредоточенной фигурой ему даже показалось, что и до него доносятся какие-то звуки.