Лимонка в тюрьму (сборник)

Как я понял, он был единственным сыном у одинокой матери. Об отце он не упомянул за всё время ни разу. Не знаю, кто была у него мама, но делала она для него многое. Например, компьютер у него появился, когда ему было одиннадцать. Прикинув, я подсчитал, что это было в середине девяностых, в разгар кризиса, когда о компьютере среднестатистический школьник не мог даже мечтать. До этого он был уже знаком с компьютерами, могу предположить, что бегал по компьютерным салонам, тогда они уже были. Может, мама работала в этой сфере.

С тех пор как у него появился компьютер, он, видимо, окунулся в него с головой. Засыпал и просыпался за ним. Мама помогала сыну развиваться в этой сфере, видимо не жалея денег.

Мать его явно любила и всё прощала, он был разбалован, о чём косвенно свидетельствовало, как он разговаривал с ней по «трубе», которую нелегально затянули зэки. Говорил он резко и грубо, иногда переходя на жалобный голос, каким дети просят что-то вкусное у родителей.

Звонил он только ей. Из чего было видно, что друзей и подруг у него не было. Я знал таких ребят, у которых жизнь в виртуальном пространстве полностью вытесняла обычную жизнь, куда они иногда вынужденно заглядывали, брезгливо озираясь, как в вокзальном нужнике. Все друзья у них там, любимые девушки, с которыми они там же и видятся, там же и недоброжелатели, там же и враги. Там у них всё.

В итоге, когда к нему пришел УБЭП, он остался один. И не было возможности позвонить кому-то и попросить, чтобы кто-то мог подсобить через маму, на плечи которой упало всё бремя помощи попавшему в беду сыну.

Неприятно, конечно, было наблюдать, как он звонил по полуразвалившемуся сотовому телефону и жаловался, а иногда начинал, краснея, кричать:

– Деньги?!! Х… ему, а не деньги!!! Гони его в шею, он меня сдал и теперь ещё деньги просит…

Мы о чем-то тихо говорили с Юрой Химиком, я стоял на шнифтах, он, по обыкновению, что-то готовил на «мамке». Кажется, какое-то безумное варево, которое Юра называл «тюремным пловом». Соя из баланды, обжаренная на сале из передачи, с морковью, с луком и чесноком. Потом туда Юра досыпал мелко покрошенную вермишель из бомж-пакетов. Перемешать всё – и «тюремный плов» готов.

Юра готовить умел даже из столь скромных продуктов, половину из которых продуктами можно было назвать лишь условно. Получалось на удивление вкусно, хотя во время готовки меня терзали смутные сомнения, что из этой игры в помойку ничего дельного не выйдет.

Хакер слонялся по хате неприкаянный и потерянный. На него никто не обращал внимания, все были заняты, и было не до него. Я поговорил с ним о чём-то и ни о чём, предложил попить чаю. Но он явно был каким-то потерянным.

Он что-то бубнил себе под нос и смотрел вокруг блуждающим взглядом. Мне показалось, что он заболел. Ведь, наверное, он впервые за много лет, точнее, за всю свою сознательную жизнь был лишен матери и компьютера более чем на несколько часов. Подобно ребёнку, оторванному от материнской груди, он не плакал лишь потому, что уже начал кое-что понимать в жизни.

Мне по-человечески стало его немного жаль. Осознавая, что попал он, как некогда и я, в чуждый ему мир, я захотел его немного ободрить. Немного пошутил, он засмеялся и действительно ожил. Но ненадолго.

Потухая окончательно, он обратился ко всей нашей немногочисленной хате из восьми человек:

– Ребята, если я чего-нибудь завтра не то скажу, не обращайте внимания.

Все вопросительно на него посмотрели.

– А почему именно завтра? – не удержался Саня.

– А завтра у меня день моего рождения, – печально сказал он.

Немногословный Эдуард не выдержал и усмехнулся.

– Ну ты прямо как ослик Иа из мультфильма.

Все засмеялись.

– Ложись спать, утро вечера мудренее.

Хакер полез к себе на шконку. А камера начинала жить своей жизнью. Потекли дороги, началась точковка, в общем, обычная жизнь тюрьмы. Подлинная жизнь тюрьмы, которая начинается после двадцати часов. Когда администрация тюрьмы уходит домой и остаются только простые надзиратели.

Протусовавшись ночь, парни рано утром, пока Хакер ещё спал, достали с общака сгущёнки и ещё чего-то. Печенья, сухарей, у кого-то были орехи, у меня лимон, пара яблок и плитка шоколада. Из этого сделали хитроумный тюремный торт. Не помню, что там было, я даже вкус не особо понял. Помню только, что он мне показался несколько приторно сладким. Но я тогда вообще сладкое не очень ел. Сделали примитивные из печенья и хлеба коржи. Как-то скрепили всё тюремным маргарином, сверху посыпали крошкой от печенья и шоколада. И убрали торт до вечера.

День рождения

– С днём рождения, Константин! – поздравил я его после кого-то из ранее проснувшихся. Я лёг позже других, смотрел новости, но проснулся поздравить. И мне ещё по очереди оставалось два часа спать, потом заступать на шнифты.

Он сонно разулыбался.

– Спасибо, Макс! – сказал он и повернулся по-детски на другой бок, продолжал лежать, не желая подниматься, хотя и явно выспался.