«Лимонка» в тюрьму

Надо отметить, что в Крыму (не знаю, как в России) в тюрьму в основном попадает какой-то сброд, парни, которым, в связи с местными особенностями отношения к жизни, даже не пришло в голову как-то спланировать или продумать преступление. Характерным примером этого может служить сидевший со мной солдат украинской армии, который, напившись с такими же, как он, солдатами, взломал квартиру и похитил оттуда пакет семечек, начатую упаковку стирального порошка и несколько кусков мыла, попутно опустошив на месте преступления содержимое холодильника. Потом, как оказалось, хозяйка находилась дома, и теперь его действия квалифицированы как групповой грабёж. В тюрьме он уже больше девяти месяцев, а суда над ним так и не состоялось. Несколько молодых людей сидели за убийства, совершённые по каким-то нелепым мотивам. Были, конечно, и преступники более высокого уровня. Например, настоящий наркобарон Рома, который занимал в хате не очень высокое положение благодаря недальновидности смотрящего и врождённой тупости его окружения. Рома, а также ещё несколько зэков мечтали попасть в один лагерь с Максом и Олегом, дабы отомстить за причинённые ими унижения.

Мало кто умел грамотно писать, а знающих украинский язык я в Крыму не встречал. Был у нас художник, россиянин. Собственно, рисовать он не умел, только перерисовывал. Его «произведения» были очень низкого качества. Однажды он нарисовал на теле одного зэка взятое из газеты «Детектив» изображение, которое впоследствии должно было стать наколкой. Сюжет и качество исполнения этого рисунка заставили меня (хотя по большому счёту мне всё равно, что там кто-то собирается накалывать) отговорить его это делать, прилюдно его пристыдив.

Был один странный эпизод, когда Роме запретили изготавливать чётки (а они у него получались всё лучше и лучше), мотивируя это тем, что «не х… здесь устраивать артель».

В тюрьме находился вор в законе Азиат. Он рассылал по хатам послания, направленные на искоренение беспредела. Если кто-нибудь считал, что с ним поступили неправильно, то он мог отписать Азиату, а тот, в свою очередь, должен был разобраться и принять меры. При мне вору никто не отписывал, но одну разборку, связанную с обнаружившимся беспределом в отдельной хате, я наблюдал.

Надо отметить, что тюремные понятия Симферополя и Харькова сильно, а в некоторых моментах даже принципиально отличаются. Харьковская тюрьма и её обитатели произвели на меня впечатление какого-то молодёжного стройотряда. Там же я столкнулся с таким понятием, как «дючник» (моющий и убирающий парашу). В Симферополе такого не было. О ситуации в российских тюрьмах судить не могу, так как с заключёнными мы не общались, и вообще тюремное начальство старалось создать нам как можно лучшие условия. Какие-то окончательные выводы из моего пребывания в тюрьме я ещё не сделал, тем более не собираюсь давать какие-либо советы на тему «как себя вести в тюрьме» и т. д. Психологическая обстановка, наблюдаемая в местах лишения свободы, в научной литературе именуется «психологией замкнутого мужского (однополого) коллектива». Существуют публикации исследований на эту тему. Моё повествование ни в коей мере не претендует на полноту и объективность, что, надеюсь, будет в полной мере восполнено моими партийными товарищами, тоже сидевшими.

Анна Петренко

Эстакада

Не стоишь, но всё же – надо…
Смрад.
Передо мною упрямо
Вырастает она – эстакада.

Белгородский изолятор

Наверное, следует начать с Белгородского централа, точнее, с последних дней в нём. До этого было не так много интересного.

Так вот. Конечно, суд по касатке – это было тяжело. Не потому, что приговор оставили без изменения, я знала, что так будет. Тяжело было видеть мать. И подельников. (Теперь терпи, пожалуйста, осколок, неприятный для тебя, но из песни слова ни фига не выкинешь.) После суда нас развели по боксам. Я была в боксе одна. Мишка – через стенку. Алексей, наверное, в следующем. Нет, пройдя всё это, я имею право судить. С ними ещё всё случилось хорошо, блин, по-божески.

Они ни хрена не знают о тюрьме. И зоны у них санаторно-курортные, а не наркоманские, как у меня. Но мне легко, я знаю, что обо мне помнят на воле и ждут. И даже если бы не помнили и не ждали, всё равно было бы легко. Я знаю, что я права. Я определилась уже в этой жизни и расставила все акценты. Я знаю цену своим поступкам и готова её платить. Лёха-то пофигист, он нормально это переживёт, как очередное приключение, путешествие автостопом, блин. А Мишку сломали. Ему и поговорить-то теперь не с кем по-человечески… Как бы там ни было – жалко таких людей, тяжело это видеть. Как объяснить? Как объяснить, что остаться человеком надо при любых обстоятельствах, это вопрос чести, в конце концов… Да и надо ли вообще объяснять что-то? Надо, наверное, просто жить. Жить правильно – в кайф. Так, чтобы никто, никакая мразь не в силах была этому помешать.