Читаем «Лимонка» в тюрьму полностью

Время было уже часа четыре, когда все стали просыпаться и по очереди поздравлять Хакера. Умывшись и приведя себя в порядок, мы заварили чифирь. Достали конфет, печенье, и ещё что-то было вкусное.

Поздравляли, желали, как всегда, воли. И того, что сам себе пожелает. В общем-то, чего принято желать заключёнными заключённым в тюрьмах и лагерях на территории всего бывшего СССР. А может, и в тюрьмах всего мира.

Я пытался чифирём не злоупотреблять и, немного посидев для приличия, пошёл досыпать.

Проснулся я уже вечером, часов в девять или около того, мне нужно было уже заступать на тормоза. И меня почему-то против обыкновения никто не разбудил. На улице было уже сумрачно. Но проснулся я не оттого, что выспался. Просто в камере было какое-то напряжение. Которое ощущается сразу всеми, даже спящими. При этом никто не шумит, не ругается. Просто в камере обстановка накаляется до такой степени, будто сейчас начнется бомбардировка. Пахнет если не смертью, то её холодом.

– Смотри, политический, что Хакер рассказал только что.

Я вопросительно на него глянул. Он как-то растерянно улыбался, но глаза его безумно горели.

– Так что? – ничего не понимая, спросонок спросил я.

– Он сейчас нам рассказывал, как его две девки изнасиловали, – продолжал Саня.

– Что за бред? Как изнасиловали, чего вы болтаете?

Я действительно не понимал, что происходит. Просто разыгрывали меня? Или… Но нет, слишком серьёзные заточки хоть и молодых относительно, но сидевших с малых лет блатных пацанов. Несмотря на ухмылки, видно было, что тут не до шуток.

– Как он их изнасиловал? – переспросил я.

– Да не он их, а они его, – сказал, усмехаясь, Саня.

– Такое бывает? – спросил я.

– Теперь да. Он говорит, что они его чем-то напоили, а потом он проснулся связанный. И они обе сели на него. Одна на член, а другая на нос.

Я с недоумением посмотрел на самоубийцу:

– Так и сказал?

– Ну да. Он до этого начал говорить, что с двумя бабами спал. Я вижу, что он с чифиря немного не в себе. Ну и говорю ему, мол, стоп, не наговаривай на себя, приляг, отдохни. Он сначала замолчал, а потом опять начал. Мол, две бабы изнасиловали раз. Я его тут переспрашиваю. Стоп, стоп, стоп, ну-ка, с этого места поподробнее, пожалуйста. Ну, он и рассказал. Когда мы стали угорать над ним и он понял, что что-то не то сболтнул, начал отмазки лепить. Мол, это рассказ, и он его написал и вывесил в Интернете.

По виду Хакера было видно и понятно, что он не то что двух, он и одной-то женщины не видел живьём обнажённой. Но что тут скажешь, человек назвался сам…

– Вот и отметили день рождения, – заключил Саид. – Очень весело, так я ещё никогда и ни у кого не отмечал дни рождения. Очень зашибись. Сколько тебе исполнилось-то сегодня?

– Девятнадцать, – ответил Костя.

– Ну все, давай, Хакер, снимай матрас и ложись спать. Отдохни, ты сегодня больше никому не понадобишься.

Димка с Саней и Юркой цинично, по-зэковски, заржали. Мне, правда, было не до смеха. Я впервые был свидетелем того, как человек внезапно из личности превращался в ничто. Не в моих, конечно, глазах, а в глазах навязанного ему коллектива. К которому его насильно посадило государство. Посчитав это худое, нескладное создание опасным. Впрочем, как и меня.

Только меня оно сажало с целью умышленно раздавить. Что от него-то оно хотело? Президенты говорят в новогодних и других обращениях о «великой России» и что это «Родина», которую мы обязаны в их лицах непременно «любить»… Да вот попробуй любить всё это, глядя на потухшие глаза Константина.

Дальше Хакер покатился по наклонной. Матрас ему пришлось постелить на пол. Но не возле параши, в окоп, куда обычно ложатся «отъехавшие» и «пидоры», а с противоположной стороны.

Менты первое время, усмехаясь, спрашивали на проверках: а что он не на шконке?

– А, гражданин начальник, он падает.

– Ну, постелите ему на нижнем ярусе…

– Он и оттуда падает… постоянно падает… каждый день всё ниже ложится.

– Понятно, – доходило до инспекторов.

<p>Саид</p>

Саид был коренной москвич. Блондинистый татарин. Таких я видел множество среди офицеров, но в Башкирии. Не знаю, как его родители, но он родился и вырос в Москве. Мой ровесник. Судя по складу ума, родители – какие-то инженеры или технические специалисты. В нём было заметно советское воспитание. В детстве ему читали те же книжки, что и мне. Всесторонне развитой парень. Но лихие девяностые с преступной романтикой сделали своё чёрное дело, он пошел по «воровской теме».

Жил он придерживаясь общих «воровских» понятий, его этапировали на пересмотр дела. Саид отсидел уже почти два года, оставалось ещё где-то год, и он рассчитывал, что его «нагонят» прямо в зале суда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее