«Лимонка» в тюрьму

Внутри Крестов множество карикатурных «поблажек». Можно, например, иметь телевизоры в камерах, но их разбирают на каждом шмоне. Активно действует в тюрьме евангелистская секта американского разлива. Эти ловят души, давая взамен дешёвые брошюрки сектантского толка, стержни для ручек и турецкое мыло. Зэки халяву берут, но души продают неохотно. Арестант имеет право «избирать и быть избранным». Насчёт «быть избранным» – ложь, вспомним попытки двинуть в Думу нацболов, сидевших на Украине. А избирать – это пожалуйста. Все Кресты принимали участие в голосовании выборов в ГД. По округу Крестов шли Юрий Шутов, сидящий сейчас в Новгородском централе, и Собчак – человек, который должен сидеть в тюрьме, но выборы признаны несостоявшимися: наверное, в Думу проходил Юрий Титыч.

Об ужасах тюрьмы можно писать бесконечно долго, но статья не о тюрьме, а о тюрьме – как порождении античеловеческой системы «общечеловеческих ценностей». Жестокая и разная, стоит тюрьма над Россией, мрачно перебирают ключи от камер кремлёвские контролёры. И наш выбор – выбор свободных людей – свобода. И никто не даст нам её, амнистия – это миф, выдуманный администрацией. Мы сами решительно и энергично должны разрушить тюрьму, в которой мы оказались. А Кресты мы оставим для настоящих преступников.

СИЗО Кресты

Юрий Шутов Подвал смерти

Отрывок из книги «Тюрьма»

Сравнительно долго в Крестах палачествовали трое прапорщиков, которые сами дьявольски гадко ушли из жизни. Говорят, что равнодушно-благодушный хлопотун-бормотун Якубович испустил дух в жутких раковых муках; безудержно-скотское хамло и рукосуй Александр Невзоров (не тот) благополучно повесился с первого же захода; ну а третий без возвратно-пьяным махом выпал из окна своей же девятиэтажки. В общем, как тут не поверить в кару Всевышнего за подённые убийства беззащитных, пусть хоть даже и законно приговорённых. Может, поэтому-то и помалкивали палачи, незримо предчувствуя гнев Владыки.

Однако от любого более-менее внимательного взора не могло ускользнуть, как обычно накануне расстрела расхлябанный тюремный телетайп бодренько отстукивал кратенькое сообщение из столицы, что чьё-то обязательное по закону ходатайство о помиловании равнодушно отклонено, а после его перепроверки наступала готовность приведения приговора в исполнение. То бишь осуждённому оставалось дышать не более суток, пока все участники этого «мероприятия» (именно так строго предписывалось именовать казнь при внутритюремном общении) не исполнят свои приготовительные обязанности: два аттестованных острожных шофёра проверяли автофургон для перевозки трупа, искали лопаты, получали со склада брезент и на хоздворе заместо могильного креста приваривали к куску уголка металлическую пластинку, на которой писали учётный номер подрасстрельного; хозяйственник звонил директору «Северного» кладбища и сообщал ему, что завтра в Крестах планируется «мероприятие», поэтому нужно будет успеть вдоль задворков кладбищенской ограды откопать трактором «Беларусь» небольшую траншейку, в продолжение уже длиннющего частокола предыдущих захоронений.

Утром следующего дня дежурный палач (один из троих) получал в оружейке табельный «макар» и два патрона (по инструкции: первый – в голову, контрольный – в сердце), а также большую бутылку водки. На складе всегда хранилось несколько ящиков «Пшеничной», коя полагалась экзекуторам для нервной расслабухи, но только после расстрела, а не до него. Обычно на сие правило особого внимания не обращали, поэтому «расстрельщики» заблаговременно бывали уже навеселе. А у Невзорова и полстакана «пшенички» воспламеняло внутри детонатор жгучего желания враз пострелять всех подряд, и без всякого суда, для чего имеющейся парочки патронов было явно в обрез, поэтому собутыльники-подельники обычно тихонько увещевали его унять прыть, спуститься в подвал и убить там уже загодя приготовленного.

Действительно, в небольшом безоконном подвальном склепе, отгороженном глухой стеной от соседнего склада узилищной канцелярии, нервно томился в тесной клетке приговорённый. Его туда доставил усиленный наряд тюремных стражников, которые сразу после обеда вломились к нему в камеру на отделение ВМН (высшая мера наказания), что находится прямёхонько над этим подвалом, и как ни в чём не бывало, даже не дав ему допить чай, спровадили по внутренней лестнице этажом ниже, якобы «для беседы», где наглухо заперли в стальную клетку из толстых арматурных прутьев и вышли вон.

Оглядевшись в мрачноватом подвале, обречённый мог заметить посреди него небольшой стол, три стула да ещё один угловой выход, похоже, во двор, а также резиновый шланг, из которого по бетонному полу тихо струилась под крышку люка вода.