Вероятно, не всем суждено было догадаться, что это за послеобеденная «беседа» их тут ожидает, потому как на перемычке клетки лишь только один успел нацарапать: «До встречи на Северном». Остальных же финишное в их жизни озарение, наверное, настигло лишь за миг до выстрела. Человек, каким бы он ни был, так уж устроен: надежда последней покидает даже уже хладный труп.
По расстрельным правилам при казни, наряду с палачом, обязаны были присутствовать: начальник Крестов, соответствующий помощник городского прокурора да тюремный врач, основная задача которого заключалась в констатации смерти после контрольного выстрела. Именно для этой компашки и предназначались стол со стульями, восседая на коих «комиссионеры» сперва доподлинно устанавливали, кого конкретно они тут собираются казнить и тот ли заключённый находится в клетке, а затем должны были огласить меру наказания с отказом в удовлетворении ходатайства о помиловании и объявить приведение приговора суда в исполнение, разумеется, без всякого пресловутого «последнего желания». Далее наступал черёд палача с его двумя патронами, первый из коих каждый «расстрельщик» использовал по-своему. Например, улыбчивый Якубович наловчился убивать сразу и, надо полагать, безболезненно. А после невзоровского угрюмо-злобного выстрела в упор человек-де жутко орал, пока он его добивал…
Всё это с завидной регулярностью происходило буквально в нескольких шагах от тюремной ограды, за которой во дворе жилого дома на улице Михайлова плескалась размеренная человеческая жизнь, резвились дети, мужики играли в домино, соседи выгуливали собак и белой черёмухой трепыхалось на верёвках сохнущее бельё.
Вслед за совместным подписанием акта о смерти к подвалу со стороны 9-го корпуса подгоняли автофургон. Двое шофёров заворачивали казнённого в брезент, грузили в машину и водой смывали из шланга кровь. Ну а после выезжали в ворота прямо на улицу Комсомола и катили в сторону Парголова, сопровождаемые «Волгой» с обычно довольно уже пьяненькими «комиссионерами», успевшими добавить к положняковой водке свои личные припасы.
На кладбище, а точнее подле него, брезент с казнённым сбрасывали в приготовленную могилями траншейку и в две лопаты шустро засыпали землёй. Напоследок втыкали штырь с нумерованной табличкой, которая могла подсказать сведущему, что кто-то когда-то был жив…
Бельгоп[2]
Рассказывает Олег Н., бывший заключённый
По молодости я, как многие пацаны, в поисках «романтики» тусовался в одной из известных криминальных группировок Сыктывкара. Ничего «страшного» не делал. Мы с приятелем тогда занимались частным извозом по ночам. В машине на всякий случай лежал газовый револьвер. Однажды нас остановили менты и нашли явно подброшенный боевой ствол. Нам инкриминировали попытку покушения на жизнь одного из ведущих политиков республики. Об этом деле писали почти все местные газеты. Кстати, я в то время состоял в ЛДПР, которую в те времена правительство очень сильно не любило. Меня осудили за незаконное приобретение и хранение огнестрельного оружия. Я получил три года и отправился в Бельгоп.
Начинается всё с карантина. Там администрация старается выделить людей, склонных к стукачеству, и настолько активно их поощряет, что они бегут закладывать сотоварищей, буквально ставя друг другу подножки, кто быстрее успеет! Большинство из них потом имеют от администрации поблажки. Они могут получать дополнительные посылки, в первую очередь попадают под амнистию, переходят на условно-досрочное освобождение или поселение. Для меня всегда в жизни существовало понятие «честь», поэтому таких я за людей не считаю. Именно такие становились во время войны полицаями. В лагерях их уже давно называют «суками».
В карантине с самого начала стараются «сломать» человека. Избиения – обычное дело. Находятся несколько бугаёв-«активистов». С ведома и при поощрении администрации они избивают зэков, отказывающихся, например, выходить с метёлкой на уборку территории. Одному парню в первый же день выбили зубы.
Внутри любой зоны существуют свои законы, которых никогда не истребит даже самая жестокая администрация. О каждом из вновь прибывших мгновенно становится известно абсолютно всё: есть «внутреннее радио», сообщающее и о его «послужном списке», и об образе жизни, и даже сведения о семье. Поэтому, какие бы «песни» ни пел новосёл, обмануть сидящий народ невозможно.
Раньше насильников на зоне «опускали», переводя в разряд «обиженных» («опущенных», «петухов» и пр.). А сейчас многие из тех, кто попадает на зону по этой статье, абсолютно невиновны. Просто мамаши разгульных малолеток, узнав о «грехах» дочек, подают в суд. Немало и настоящих насильников, большинство из которых стремится попасть в актив и с которыми администрация поддерживает тёплые отношения. Но не об этом речь.