Читаем Лимпопо, или Дневник барышни-страусихи полностью

Тем временем разгадалась и тайна золотой рыбки Беллы. От Нуар, так зовут черную сову, я узнала, что эти рыбки удерживают в памяти увиденное всего восемнадцать секунд и именно потому так хорошо чувствуют себя в аквариумах. Ведь когда они заканчивают круг, то уже не помнят, что было вначале, и потому, на что ни посмотрят, все производит на них волнующее впечатление новизны.

50. Пропажа бриллианта

По мнению юной Алисы Уоткинс бриллиант, получивший название «Южная звезда», был действительно очень красив и блестел, как раскаленный уголь. Но случилось так, что черный камень исчез средь белого дня с мраморной тумбы, и Сиприен Мере в сопровождении нескольких белых негодяев и одного честного китайца отправился на его поиски.


Мы продолжаем тренироваться.

О девушке — дизайнере этикеток — рассказывают, что в ее теле, как и в телах других жертв, не осталось ни капли крови, что просто не укладывается у меня в голове. А еще говорят, что после работы она осталась из-за свидания. И хладнокровный убийца покончил с ней прямо на рабочем месте, хладнокровно расплющив ее лицо о ксерокс, и опять-таки хладнокровно изготовил себе на память одну ксерокопию.

Среди женщин в нашей конторе растет беспокойство.

52. Сквалыга

Большинство из нас, страусов, ликовали от мысли, что спустя столько тысячелетий мы снова научимся летать, нас опьяняла эта идея — тем более в сочетании с перспективой в скором времени вырваться на свободу из этого лепрозория. Странно, но почему-то раньше это никому не приходило в голову. А ведь все мы не раз выбегали за ограду фермы, однако — во всяком случае до первого побега, а после него уже и подавно — никого из нас даже не посещала мысль, что нам вовсе не обязательно сюда возвращаться и мир столь велик, что найдется в нем и для нас где-нибудь местечко. Однако идея, что мы можем не просто сбежать, а улететь отсюда, улететь и не возвращаться, — эта идея целиком захватила страусов. Правда, некоторые с самого начала приняли ее в штыки, но, когда она стала слишком популярной, чтобы выступать против нее в открытую, главной целью нападок стала я.

Интриганов беспрерывно настраивал против меня Потемко (прозываемый также Сквалыгой) — седеющий и стареющий весьма отвратительный страус-старпер из бывших номенклатурщиков, который, как я говорила, еще перед первым побегом повел себя по отношению ко мне очень недружелюбно: то угрожал, то глумился. Вообще, этот Потемко даже в нашем страусином племени всегда казался нам чересчур длинноногим; возбужденный и от этого вечно размахивающий своими конечностями, он походил на оживший колодезный журавель. Насупив седые мохнатые брови, он говорил вроде бы разумно и убедительно, и только тот, кто слышал его не впервые, знал, что является зрителем хорошо отрепетированной комедии.


— Ну а если мы даже доберемся до Лимпопо, — подначивал нас этот интриган, — что мы будем там делать? — И, выдержав театральную паузу, продолжал: — Кто из нас знает хоть слово по-негритянски? И кто там поймет хоть одно наше слово? И что с нами будет? Вот когда вы поймете, как доверяться желторотым пигалицам… — И в виде последнего аргумента повторил единственную известную ему поговорку: — Заяц учит стрелять охотника!

Но на этот раз он обжегся, потому что я тоже за словом в карман не полезла.

— Добрый уксус рано созревает! — крикнула я Сквалыге, который от такой дерзости потерял дар речи, разинул клюв, но так и не выдавил из себя ни слова.


У этого Потемко было два вида оружия, которое он использовал в противостоянии с хозяевами фермы. Один из них — голодовка, точнее, угроза ее применения. И этот его шантаж в прежние времена, как рассказывают, неоднократно срабатывал. А еще говорят о его мафиозных связях, но что это значит, мне неизвестно.

Как бы то ни было, этот Потемко, который не голодал отродясь и четверти часа, был окружен ореолом страусиного правозащитника.

Более интересной была другая, прославившая его на всю округу стратегия выживания. Потемко развил в себе совершенно особое для нас, страусов, уникальное дарование. Он так виртуозно сливался с ландшафтом, так гениально мимикрировал подо все окружающее, что подивиться на него приползали даже хамелеоны из зоопарка. Сам он считал, что для нас это единственная возможность выжить. Мимикрия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература, 2012 № 03

Император Запада
Император Запада

«Император Запада» — третье по счету сочинение Мишона, и его можно расценить как самое загадочное, «трудное» и самое стилистически изысканное.Действие происходит в 423 году нашего летоисчисления, молодой римский военачальник Аэций, находящийся по долгу службы на острове Липари, близ действующего вулкана Стромболи, встречает старика, про которого знает, что он незадолго до того, как готы захватили и разграбили Рим, был связан с предводителем этих племен Аларихом и даже некоторое время, по настоянию последнего, занимал императорский трон; законный император Западной Римской империи Гонорий прятался в это время в Равенне, а сестра его Галла Плацидия, лакомый кусочек для всех завоевателей, была фактической правительницей. Звали этого старика и бывшего императора Приск Аттал. Формально книга про него, но на самом деле главным героем является Аларих, легендарный воитель, в котором Аттал, как впоследствии и юный Аэций, мечтают найти отца, то есть сильную личность, на которую можно равняться.

Пьер Мишон

Проза / Историческая проза
Лимпопо, или Дневник барышни-страусихи
Лимпопо, или Дневник барышни-страусихи

В романе «Лимпопо» — дневнике барышни-страусихи, переведенном на язык homo sapiens и опубликованном Гезой Сёчем — мы попадаем на страусиную ферму, расположенную «где-то в Восточной Европе», обитатели которой хотят понять, почему им так неуютно в неплохо отапливаемых вольерах фермы. Почему по ночам им слышится зов иной родины, иного бытия, иного континента, обещающего свободу? Может ли страус научиться летать, раз уж природой ему даны крылья? И может ли он сбежать? И куда? И что вообще означает полет?Не правда ли, знакомые вопросы? Помнится, о такой попытке избавиться от неволи нам рассказывал Джордж Оруэлл в «Скотном дворе». И о том, чем все это кончилось. Позднее совсем другую, но тоже «из жизни животных», историю нам поведал американец Ричард Бах в своей философско-метафизической притче «Чайка по имени Джонатан Ливингстон». А наш современник Виктор Пелевин в своей ранней повести «Затворник и Шестипалый», пародируя «Джонатана», сочинил историю о побеге двух цыплят-бройлеров с птицекомбината имени Луначарского, которые тоже, кстати, ломают голову над загадочным явлением, которое называют полетом.Пародийности не чужд в своей полной гротеска, языковой игры и неподражаемого юмора сказке и Геза Сёч, намеренно смешивающий старомодные приемы письма (тут и найденная рукопись, и повествователь-посредник, и линейное развитие сюжета, и даже положительный герой, точнее сказать, героиня) с иронически переосмысленными атрибутами письма постмодернистского — многочисленными отступлениями, комментариями и цитированием идей и текстов, заимствованных и своих, поэтических, философских и социальных.

Геза Сёч

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги