Читаем Лимпопо, или Дневник барышни-страусихи полностью

— Извини, я, кажись, подхватила какой-то гриппер, — виновато сказала она, почесывая гноящиеся глаза, чихая и харкая сгустками то ли крови, то ли черной желчи.

Вид у старой карги был кошмарный. И где она могла подцепить этот жуткий гриппер?!

124. Контрманифест

Сегодня во многих местах на заборе фермы и самых толстых деревьях лесного массива появились листовки следующего содержания:

Животные, братья и сестры, товарищи по судьбе!

Давайте не горячиться! Ведь только от нас зависит, как замечательно будут процветать дела в наших загонах и как будет расти и крепнуть качество нашей жизни!

Давайте бороться за всестороннее улучшение условий нашего содержания.

Не будем любой ценой бросаться в глаза и выделяться на фоне ландшафта.

Группа подлинных реалистов.

С обычной своей робкой ухмылкой на мордочке пришел попрощаться и крот Игэлае. Выглядел он растроганным и даже растер в уголках своих слеповатых глазок пару слезинок. Он меня ни о чем не просил, а просто вручил визитную карточку — чтобы я о нем помнила. На карточке не было указано ни адреса, ни профессии или звания. Только имя, изображенное таким образом:

EAGLE-EYE[23],

крот

125. Предложение

Максико сделал мне предложение.

— Знаешь, Максико, — начала я издалека, — граф Мориц г… Бенёвский…

— Да пошел он к дьяволу, Лимпопо, этот злосчастный граф, — перебил он меня. — Ведь я не на нем собираюсь жениться, а на тебе. И меня сейчас не волнует, что и когда он кому-то сказал. Я хочу жить с тобой. Ты одна, никто тебя ни во что не ставит. Позволь же мне разделить с тобой одиночество.

Мне показалось, что за ближним кустом мелькнула фигура Сквалыги. Но мне было на него начхать, мне важно было дать доходчивый ответ Максико, безо всяких графьев и графинь.

— Людей, как они сами считают, от всех прочих земных созданий главным образом отличает то, что они обладают божественным даром. И дар этот называют душой. Душа, — продолжала я, — это словно птица Зерзура, охраняющая в пустыне сокровища. Душа — это как бы уменьшенная копия того, кто носит ее в себе.

— …как огромная рыба, которая проглотила маленькую, и та плещется у нее в животе?

— Именно так. Только разница в том, что маленькая рыбешка все же повелевает большой, так и человеком повелевает душа. Кстати, он никогда ее не проглатывал, он с нею родился. А когда наступает час смерти, то человек исчезает, а душа остается.

— Лимпопо!..

— Демиург, создавая мир, якобы пожелал, чтобы душой обладал только человек. И может, еще собака.

— То есть как — собака?

— Она должна была охранять рай — это такой преогромный сад, населенный ангелами. И был один баламут, каких свет не видывал, от которого этот сад нужно было охранять, чтобы он ну никак, ни за что туда не проник. Пес же тот охранял райский сад абы как, и негодник попортил Господни посевы, растоптал цветы, наворовал фруктов. Поэтому в наказание псу суждено было навсегда остаться слугой, но теперь уже охранять человека, раз не смог уберечь сад. Говорят, душа у собаки малюсенькая, но все же бессмертная.

— И что же?

— Знаешь, Максико, иногда мне кажется, что не только я обожаю тебя, но и кто-то живущий во мне, что он тебя тоже любит. Я догадываюсь, — продолжала я, — что когда-то давным-давно я, возможно, была возле райского сада и, наверно, чего-то недоглядела и за что-то была наказана. Мне кажется, потому я и здесь. А может быть, у меня тоже душа есть? Ну хотя бы совсем малюсенькая, размером, скажем, с муравьиную королеву?.. Но даже если она еще вполовину меньше, от этого бессмертие ее может быть не менее продолжительным, чем у ангелов, так ведь? Как ты думаешь, Максико? Ты у нас такой умница…

— Ну а все же…

— И вот этой крошечной копией, что во мне, этой миниатюрной душой я люблю тебя точно так же, как вижу с помощью глаз и как с помощью крыльев мечтаю взлететь в поднебесье.

— И, значит, ответ твой…

— Пойми, Максико, мне нужен не только ты. Так же сильно и страстно я хочу свободы и стану твоей женой, когда мы ее обретем для нас и для наших цыпляток. Признайся, ведь ты и сам так думаешь! Поэтому мой ответ: да! Я буду счастлива стать твоей на земле Африки. Это я тебе обещаю.

— Обещаешь? Так же твердо, как веришь в эту землю обетованную?

— Верю, еще как верю. У нас получится. Если и ты поможешь, то все получится.

— А что такое спасение? — неожиданно спросил Максико. — И воскресение? То, о чем вы обычно разговариваете с Нуар.

— Спасение, по мнению некоторых, и есть воскресение души. Это можно представить так, как если бы ты вошел в зал ожидания второго класса, а вышел уже из первого.

— А жизнь человеческая…

— Жизнь человеческая, по словам Нуар, есть не что иное, как арест на неопределенный срок.

— А вечность? Что это?

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература, 2012 № 03

Император Запада
Император Запада

«Император Запада» — третье по счету сочинение Мишона, и его можно расценить как самое загадочное, «трудное» и самое стилистически изысканное.Действие происходит в 423 году нашего летоисчисления, молодой римский военачальник Аэций, находящийся по долгу службы на острове Липари, близ действующего вулкана Стромболи, встречает старика, про которого знает, что он незадолго до того, как готы захватили и разграбили Рим, был связан с предводителем этих племен Аларихом и даже некоторое время, по настоянию последнего, занимал императорский трон; законный император Западной Римской империи Гонорий прятался в это время в Равенне, а сестра его Галла Плацидия, лакомый кусочек для всех завоевателей, была фактической правительницей. Звали этого старика и бывшего императора Приск Аттал. Формально книга про него, но на самом деле главным героем является Аларих, легендарный воитель, в котором Аттал, как впоследствии и юный Аэций, мечтают найти отца, то есть сильную личность, на которую можно равняться.

Пьер Мишон

Проза / Историческая проза
Лимпопо, или Дневник барышни-страусихи
Лимпопо, или Дневник барышни-страусихи

В романе «Лимпопо» — дневнике барышни-страусихи, переведенном на язык homo sapiens и опубликованном Гезой Сёчем — мы попадаем на страусиную ферму, расположенную «где-то в Восточной Европе», обитатели которой хотят понять, почему им так неуютно в неплохо отапливаемых вольерах фермы. Почему по ночам им слышится зов иной родины, иного бытия, иного континента, обещающего свободу? Может ли страус научиться летать, раз уж природой ему даны крылья? И может ли он сбежать? И куда? И что вообще означает полет?Не правда ли, знакомые вопросы? Помнится, о такой попытке избавиться от неволи нам рассказывал Джордж Оруэлл в «Скотном дворе». И о том, чем все это кончилось. Позднее совсем другую, но тоже «из жизни животных», историю нам поведал американец Ричард Бах в своей философско-метафизической притче «Чайка по имени Джонатан Ливингстон». А наш современник Виктор Пелевин в своей ранней повести «Затворник и Шестипалый», пародируя «Джонатана», сочинил историю о побеге двух цыплят-бройлеров с птицекомбината имени Луначарского, которые тоже, кстати, ломают голову над загадочным явлением, которое называют полетом.Пародийности не чужд в своей полной гротеска, языковой игры и неподражаемого юмора сказке и Геза Сёч, намеренно смешивающий старомодные приемы письма (тут и найденная рукопись, и повествователь-посредник, и линейное развитие сюжета, и даже положительный герой, точнее сказать, героиня) с иронически переосмысленными атрибутами письма постмодернистского — многочисленными отступлениями, комментариями и цитированием идей и текстов, заимствованных и своих, поэтических, философских и социальных.

Геза Сёч

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги