Линь большой и Линь маленький

С этого момента Линь Большой перестал называться Да Линем. Он стал Ах-ахом. Этим именем придется называть его и нам, потому что ни на какое другое имя он уже не откликается.

Когда Бабах кончил свою прочувствованную речь, Ах-ах вежливо поклонился ему и сказал:

— Я очень, очень рад. Как все хорошо началось, милый папа!

— Подойди же, сын мой хороший, поцелуй меня. Ну подойди же!

Ах-ах подбежал к Бабаху, но так как взобраться на папин живот было невозможно, он принес стол, потом стул и, лишь взобравшись на них, поцеловал своего нового отца.

Бабах вызвал двести слуг.

Слуги явились разодетые по последней лакейской моде. Когда все построились, Бабах обратился к ним с речью:

— Я назначаю вас прислуживать молодому барину — господину Ах-аху. Вы должны слушаться каждого его слова. Первым делом переоденьте господина Ах-аха, на нем должен быть самый изысканный наряд.

Слуги удалились. Бабах сказал Ах-аху:

— Эти двести слуг приставлены к тебе, сын мой. Никаких имен у них нет, все они записаны у меня в инвентарной книге, и тебе совершенно достаточно звать их по инвентарным именам: первый, второй, третий… двухсотый… Запоминать настоящие их имена, мой мальчик, нет никакой необходимости. Зачем засорять мозги?

Двести слуг внесли новый наряд молодого господина. Они одели Ах-аха, осмотрели со всех сторон, после чего повели в изумительную по красоте и убранству комнату, благоухавшую, как розовый сад.

— Вот ваш кабинет, господин Ах-ах.

Кабинет был бесподобный. Письменный стол был сделан из прессованного сахара, а кресло — из шоколада высшего сорта с мягким сиденьем из розовой пастилы. Пол, казалось, был весь из хрусталя, мебель отражалась в нем, как в зеркале, но, когда Ах-ах присмотрелся внимательней, он понял, что стоит на паркете из леденцов.

— Вот и хорошо! — сказал Ах-ах. — Теперь я вполне счастлив: я стал богачом. Отныне я буду есть все, что мне захочется, буду хорошо одеваться, а делать ничего не буду. Очень хорошо! Как же мне не любить моего нового папу!

Из кабинета двести слуг повели молодого господина в покои Бабаха. У Бабаха в это время сидел доктор и что-то ему объяснял.

— Прошу вас, господин Бабах, не волнуйтесь, — говорил доктор. — Болезнь не опасная. Я сделаю ему сегодня еще три укола, и он будет совершенно здоров.

Бабах встал.

— Хорошо, — сказал он. — Я вам верю. А сейчас пойдемте посмотрим больного. И ты иди со мной, Ах-ах.

Бабах взял Ах-аха за руку, и все трое направились в комнату, где лежал больной. У его кровати безмолвно стояли восемнадцать сестер милосердия. Не успел доктор переступить порог, как они чуть слышно предупредили его:

— Больной спит!

— Чувствителен ли он к холоду?

— Как будто нет.

— В таком случае все в порядке. — Доктор потер руки и мягко улыбнулся. — Сейчас мы сделаем ему инъекцию.

Ах-ах удивился.

«Где же больной? Кровать совсем пустая. Или я ослеп?» — подумал он.

Ах-ах подбежал к кровати, заглянул под одеяло…

Больным оказался клоп! Такой крохотный, что и разглядеть его было трудно.

Доктор сделал ему первый укол и сказал восемнадцати сестрам:

— А сейчас пусть больной спит, ничто не должно нарушать его сон. Разбудите его ровно в шесть часов сорок семь минут пятьдесят восемь секунд. Дадите молока, после чего выведите на стол, пусть он погуляет немного.

Отдав нужные распоряжения, доктор твердым шагом удалился.

Бабах взял Ах-аха за руку и, осторожно ступая на цыпочках, вышел из комнаты.

— Это всемирно известный доктор. За излечение лишь одной болезни он берет тысячу двести золотом… А сейчас пойдем, нам надо отдохнуть…

В пять часов дня на прием к Бабаху явилось уже знакомое нам Страшилище. Его огромные, как медные гонги, глаза извергали зеленый огонь. На правой лапе, сплошь обросшей густой травой, была нашлепка из пластыря.

Ах-ах, сидевший в это время в кабинете отца, в страхе забился под стол. Он узнал то самое Страшилище, которое на прошлой неделе собиралось съесть его и Линя Маленького.

— Ах, куда ты, Ах-ах? — удержал его отец, ничего не понимая. — Не надо бояться. Страшилище слушается меня, оно у нас на службе. — С этими словами он повернулся к Страшилищу, чтобы познакомить его с Ах-ахом. — Вот это мой сын. Меня одарил им прекрасноликий посланец неба.

Страшилище поклонилось Ах-аху до самой земли.

— МЫ БУДЕМ С ВАМИ ДРУЗЬЯМИ, ДОРОГОЙ МОЙ! — гаркнуло оно что было силы.

— Ну, что у тебя? — спросил его после этого Бабах.

— ПОКА НИЧЕГО, Я ЛИШЬ ХОТЕЛ УЗНАТЬ, НЕТ ЛИ У ГОСПОДИНА БАБАХА КАКИХ-ЛИБО РАСПОРЯЖЕНИЙ?

— Нет. А что у тебя за пластырь?

— АХ, ЭТО? ПУСТЯКИ! РАСЦАРАПАЛ СЛУЧАЙНО О КРАЕШЕК МЕСЯЦА.

— Ладно. Сегодня никаких поручений у меня к тебе нет, можешь идти. Вечером я устраиваю торжественный прием в честь моего сына.

Страшилище поклонилось обоим до самой земли и важно удалилось.

— Это очень исполнительный работник, — сказал Бабах, когда Страшилище удалилось. — Он ежедневно приходит проведать меня.

Ах-ах не переставал удивляться.